Мария Баррет - Элли
Эдвард отвернулся, чтобы не дать волю своей ярости. Он не знал, что думать и как реагировать. Ему нужно было время, а как раз времени у него и не было.
— Я не хочу оставлять ее, Ник. Я не претендую на понимание всего этого, но вот мое слово — я не позволю, чтобы с ней что-то случилось.
Ник отвернулся. Он доверял Эдварду и хотел доверять до конца.
— Я надеюсь на это, — произнес он, — она мне дороже собственной жизни.
— Доброе утро! Говорит капитан Вэлкер. Мы проводим наш полет в Англию и совершим посадку в международном аэропорту «Хитроу» в семь часов по британскому времени. Погода холодная, пять градусов, сыро. — Селектор отключился.
Элли дремала. В голове была сплошная путаница: разговоры за последние часы, мечты, лица. Наконец, прогнав сон, она открыла глаза и потерла лицо руками. Затем встала. Все ее тело одеревенело. Ей захотелось размяться и умыть лицо.
Зайдя в крошечное помещение, она заперла дверь, разложила на раковине туалетные принадлежности и, взглянув в зеркало, вдруг увидела: счастливое выражение лица исчезло, оставив холод, пустоту и жестокость.
Она опустилась на стульчик и уронила голову на руки. «Это мое настоящее, — подумала она, — боль и страдания. Мой жребий, судьба, которую я выбрала сама, и теперь должна смириться с этим, невзирая на цену».
Она встала, умыла лицо холодной водой, снова вернулась к своей жизни. Она попытается все забыть, отбросить и будет притворяться. Всю свою жизнь она должна была заниматься этим, но нужно ли делать это теперь? Она должна быть сильной и готовой к схватке. Все остальное потом! Или нет?
Самолет приземлился на пятнадцать минут позже. Огромные колеса «Джамбо» коснулись земли, и самолет покатил по взлетной полосе. Элли закрыла глаза. Голова ее гудела от шума реактивных двигателей.
Приближаясь к аэропорту, она выглянула в окно и увидела тусклый темно-коричневый ландшафт. «Впереди у меня вот так же тускло», — подумала Элли.
Она дождалась, когда остановится самолет, быстро встала, чтобы достать кейс, и взглянула на Эдварда.
— Лучше я поеду прямо в офис. — Она накинула пальто и повесила на плечо сумку. — Там, боюсь, скопилось много неотложной работы.
Пожимая плечами, он встал со своего места:
— Как хочешь!
Он слишком устал, чтобы спорить.
— Я не думаю, что присоединюсь к тебе. Мне сейчас нужно поспать.
Элли пригладила волосы и застегнула пальто.
— Тогда я довезу тебя до квартиры на Гросвенор-сквер.
Откинувшись на заднем сиденье «ягуара», Элли просматривала кучу газетных вырезок, которые Эд Паркер передал с водителем. Она встревожилась. По мере их прочтения напряженность ее росла. Практически все они были одинаковы.
— Я не могу поверить этому! — наконец взорвалась она. — Журналистам бросили кость! Совершенно ясно, что я кому-то очень не нравлюсь.
Эдвард молчал. Она была права. Началась грязная игра. Повторные публикации о Чарльзе, злобные и глумливые, были снабжены плохо сляпанными фотографиями.
— Боже, Эдвард! Взгляни на это! — она указала на один из заголовков.
— Элли, никто не поверит этой стряпне!
— Попытайся сказать это Чарльзу.
Услышав слезы в ее голосе, он только тогда начал понимать, какую цену она платит за свою борьбу. Он почувствовал себя дураком, что злился на нее за ложь.
— Пойми, Элли. Не обращай внимания и не делай никаких комментариев, так как они ждут именно этого. У тебя еще будет шанс доказать правду.
Она передала ему экземпляр «Финанс-тудэй».
— Видишь?
Он взглянул на передовицу: «Важная сделка? Что представляет из себя глава?»
— Взгляни внутрь, Эдвард, — она наблюдала, как он развернул газету. Все было то же самое, только фото крупнее, что позволяло разглядеть больше непристойных деталей.
— Это не финансовая журналистика, Элли. Я не знаю, во что они играют, но уверен, что это не финансовая журналистика!
— Нет, это хорошая пропаганда, не так ли? Они сделали прекрасную работу, подорвав доверие ко мне. Помнишь, ты спрашивал, кто в Сити примет меня всерьез? Во всех этих публикациях я выгляжу профаном. Ни слова о моих успехах, а только о неудачах.
— Элли, все это умрет, поверь мне. Общественная информация и реклама сделают свое дело, и тогда они пойдут на попятный. Вот и все.
Она взглянула на него, и он увидел, как ей хочется верить ему.
— Несколько личных публикаций не могут подорвать финансовую сторону сделки. К тому же они начали первыми, а теперь наша очередь. Пойми, пройдет Рождество, тогда мы ответим на их удар. В последние дни перед голосованием мы закроем своим ответом каждый острый угол прессы. Как тебе мое предложение?
— Оно прекрасно.
«Ягуар» двинулся к центру Лондона, и Элли повернулась, чтобы посмотреть в окно. Эдвард же взял экземпляр «Файнэншнл таймс».
«Ник был прав, — подумал он, — поливание грязью — это только начало».
Он открыл газету и, только начав читать, вдруг понял, что прессе кто-то дал взятку.
ГЛАВА 40
Дэниел Розенбург въехал на черном БМВ через высокие стальные ворота и стал ждать, когда они автоматически закроются за ним. Он достал грязный носовой платок и промокнул лоб. Получив этот вызов, он потел не переставая. Тихо нажав на акселератор, он подъехал к дому.
— Все в порядке, мистер Розенбург? — услышал он, выходя из машины, и надменно кивнул вооруженному охраннику. Нагнувшись за своим кейсом, он посмотрел в обзорное зеркальце. Из-за деревьев выходила вооруженная охрана. Шея его стала мокрой, и он вновь вынул платок. Потом оглянулся: белокурый молодой человек, одетый в безукоризненный костюм, спускался по каменным ступеням.
— Дэниел!
Голос его был гладким и ровным, как полированный камень. Он протянул руку.
— Лоренцо ждет вас, Дэн, — улыбнулся он плакатной улыбкой. — Вы знаете, как он сердится, когда ему приходится ждать!
Розенбург нервно улыбнулся и неудачно ляпнул:
— Уличное движение.
— Бывает, Дэн, — проговорил юноша совершенно изменившимся голосом. — Следуйте за мной.
Минуя массивную дубовую дверь, они вошли в холл. Розенбург прекрасно знал дорогу, но пока он поднимался по деревянной лестнице к кабинету Лоренцо, его сопровождали. Это было частью игры. Остановившись перед кабинетом, юноша отрывисто стукнул в дверь, тихо открыл ее, а затем молча исчез в другой комнате.
Розенбург переступил порог и увидел сидящего за столом Лоренцо. Он встретил Дэниела кривой усмешкой.
— Входи, Дэн. — Он не привстал даже из вежливости.
