Отблеск миражей в твоих глазах (СИ) - De Ojos Verdes
Время давно перевалило за полночь, а мы продолжаем веселиться.
Мне нравятся ребята. Они разномастные до безумия, но такие гармоничные, когда контактируют… Не помню, когда в последний раз столько смеялась. И смеялась ли я когда-нибудь столько?
Была ли… такой… живой и по возрасту беспечной?..
— Чо, реально на тебе женат? Он? — сочится желчью голос одной из девочек, когда мальчики отходят к столу, за которым обнаруживают знакомых.
Поворачиваю голову к ней.
Классная работа косметологов — ни к чему не прицепиться: губы, носик, скулы… Такая симпатичная… и такая гнилая. Эх.
Равнодушно киваю.
Я же дамочка «проработанная», меня этим «чо» не пронять. Не ведусь на её подначку, а она активно утраивает силы, громко шушукаясь с подругами, после чего торжественно провозглашает:
— Ничо. Не стена — подвинешься.
Фу, как пошло. Ушам не верю. Всегда казалось, что эту фразу в жизни никто не использует…
Я коротко усмехаюсь и жму плечами:
— Вперед, бульдозер.
И под изумленные взгляды остальных девчонок наблюдаю, как блондинистая красотка, моментально бросившаяся в бой, приближается к парням, виляя сочными бедрами.
Секундой спустя девушка отводит Барса от мужской компании и ведет на несколько шагов в сторону…
Отворачиваюсь от этого зрелища.
Третий глоток вина, который неспешно совершаю, оказывается для меня лишним…
59. Лус
На языке образуется неприятная горечь, все-таки я не профи в распитии горячительных напитков.
Девчонки, которые остались за столиком, очумело таращатся то на меня, то на жрицу-разлучницу.
А мне смешно.
— Вам что-нибудь принести? Я к бару, — вот теперь у них челюсти отпадают окончательно.
Не получаю отклика, никому ничего не надо.
Подхожу к стойке и заказываю воду. Оплачиваю и тут же откручиваю крышку, делая жадные глотки.
— Чья это сладкая жопка, — опаляет ухо шепотом.
Сзади ко мне прижимается горячее мужское тело, затем чувствую, как наглые руки стискивают сначала бедра, а следом и упомянутую «жопку». Благо, так, что никто этого не замечает.
— Поехали отсюда? Я соскучился…
— А как же они… все?
— К черту.
— Давай еще побудем…
— Шипучка… ты проверяешь меня? — несмотря на веселый смешок, я различаю напряженные нотки в его голосе.
Разворачиваюсь лицом к нему и заглядываю в глаза:
— Барс, ты дурак?
— Вот и хорошо, — белозубая улыбка ширится моментально, — я тебе свой суверенитет подогнал на единоличное пользование, сечешь? Меня не интересуют другие, — возвращает мою же фразу и мягко щелкает по носу.
— Да-да, я помню: целовал только меня, живешь со мной, орально удовлетворяешь только меня…
— В отличие от тебя, ага, — черная бровь взметается в пассивно-агрессивном намеке на ответную милость в виде минета.
Прячусь у него на груди и блаженно вздыхаю, когда он обнимает нежно. Таривердиев никогда об этом не заговаривает прямо, но знаю, что ждет, когда я решусь.
— Что тебе сказала блондинка? — бубню тихо.
— Меня больше интересует, что она сказала тебе?
— Что сдвинуть жену не проблема.
— А ты?
— А я умная. Я пошла за водичкой и предоставила мужу разбираться с ней.
Смеется, вибрирует весь.
— Барс, послушай. Я никогда не опущусь до примитивных проверок и прочей ереси. Когда сказала, что доверяю тебе безгранично, я не преувеличивала. У меня нет причин в тебе сомневаться. Лгать не буду, адски сложно видеть, как они на тебя реагируют… Но толку от моей ревности? Я должна привыкать к тому, что женщины всегда будут баловать тебя вниманием. Отстреливать их запрещает закон. Заводить истерики по каждому случаю — запрещает моя гордость. Я тебя люблю… и я тебе доверяю — просто помни об этом всегда.
— Бедово-медовая моя девочка, — губами касается лба, и по венам растекается нега от обращения и жеста. — Как ты меня там называла?.. Демисексуал. Вот. Диагноз поставила — теперь лечи. Потому что я от тебя без ума.
Скоп прожорливых мурах атакует меня с головы до пят.
— Пойдем потанцуем? Еще чуть-чуть побудем здесь? Мне нравятся ребята.
— Только чуть-чуть, — соглашается и сильнее вдавливает в себя, чтобы я ощутила, как он «соскучился».
Танцуем под лирическую мелодию, так и остаюсь лежать на его груди.
Кто бы мог подумать, что мы вот с этим красавчиком станем друг для друга важнее всего на свете…
Возвращаемся в кабинку, держась за руки. Недоразлучница кривится и подсаживается ближе, без зазрений совести продолжая свои поползновения. Я вижу, как раздражаются многие из присутствующих, кто-то даже делает ей замечание.
— Извини, в следующий раз её не будет, — рядом садится Марк. — Не загоняйся, ладно?
— Всё в порядке. Не будет её, но будет кто-нибудь еще. Я справлюсь. И не загоняюсь, не лошадь же, — улыбаюсь ему приветливо.
Он прилетел вчера утром и организовал сегодняшнюю встречу, как только узнал, что мы тоже приезжаем.
С Зарой я иногда переписываюсь, налаживаем связь постепенно. Надеюсь, подружимся, ведь наши мужчины очень близки.
— Вот и молоток, Люська, — шутливо ерошит мне волосы и по-братски слегка приобнимает.
Таривердиев наигранно бычится и сгребает меня в охапку, ворча что-то под нос. Даже если у него до сих пор срабатывают триггеры, реакция намного проще. Наверное, что-то остаточное, которое растворится со временем. К счастью, Марк тоже это осознает, поэтому лишь хохочет в ответ и бьет друга кулаком в плечо.
Вскоре мы уезжаем. Еще в такси Барс не удерживается и то гладит мою коленку, то вжимается пальцами в бедро под плотной тканью. Опускает голову к моей оголенной шее, дышит тяжело, кончиком языка дразнит чувствительную кожу под ухом.
Нервно сглатываю и стараюсь не выдавать себя лишними телодвижениями. Всматриваюсь в зеркало заднего обзора и радуюсь, что водитель не замечает нас. Мы не делаем ничего явного или распутного, но я всё равно дико смущаюсь.
Едва переступаем порог, находим друг друга губами — и баста. Больше ничего не сдерживает. Фонтанируем непереносимой нуждой, обличенной в страсть.
Дверь с грохотом захлопывается от небрежного толчка ногой. Моя сумочка падает на пол с громким стуком.
Обвиваю мощную шею и принимаю напористую ласку. Для человека, который никогда не целовался, Таривердиев… непозволительно хорош. Ибо его поцелуи заставляют ноги подкашиваться уже через минуту.
Как наэлектризованные частички, лихорадочно отскакиваем от стены к стене, бьемся, направляясь к спальне.
Не отрывая своего рта от меня, Барс расстегивает пуговицы платья и позволяет ему упасть вниз. Получив доступ к моему телу, моментально облапывает, а после толкает на кровать. Срывает с себя поло, стягивает всё ниже пояса, стремительно обнажаясь. Я наблюдаю за ним сквозь полуопущенные веки, пока сердце таранит грудную клетку, а низ живота наливается, покалывая от желания. Единственное, на что меня хватает, это высвободиться из туфель.
Таривердиев возобновляет мое раздевание. Цепляет трусы с колготками и махом снимает их. Приподнимаюсь, чтобы помочь избавить меня от лифчика.
И вот, когда мы полностью наги и Барс нависает сверху, упираясь руками в матрас по обе стороны от моей головы… замираем вдруг.
В нас так много эмоций, что воздух разрывается от накала.
Всё иначе теперь, когда признания озвучены, души нараспашку и нет никаких преград — ни физических, ни ментальных.
Голая вседозволенность. Она. Чистоганом, как говорит Таривердиев.
И я… внезапно отваживаюсь.
Сталкиваю Барса на постель, он поддается из-за эффекта неожиданности, молниеносно перебираюсь на него, будто завоеватель-победоносец, и шепчу, склоняясь к изогнутым в немой насмешке губам:
— Я сама.
Вздрагиваем одновременно.
Фраза-катализатор. Фраза-пусковой крючок.
Между произнесенной впервые и произнесенной сегодня — ровно три года.
