Белая лошадь, черные ночи - Иви Марсо
Я понимаю, что песня была о грандиозном плане Рашийона ― значит, он работал над ним десятилетиями.
Я двигаю головой из стороны в сторону, чтобы размять шею. Я в хорошей форме, но уже давно не использовал свою силу ни на ком, кроме животных. Человеческие кости, как известно, твердые ― чтобы их сломать, нужны мышцы.
― Пленник должен прийти в себя, ― говорю я, жестом указывая на Макса. Меньше всего мне хочется помогать этому ублюдку-насильнику, но это средство для достижения цели. ― Запри его в камере. Пусть кто-нибудь помоет его и перевяжет самые серьезные раны. Дай ему еду и воду на несколько дней. Он должен быть достаточно сильным, чтобы выдержать допрос.
Райан поглаживает короткую бороду, кивая. Блеск в его глазах острый, почти мерцающий. Проклятье, но мне кажется, он рад, что я снова в деле. И я его понимаю. Мы с ним с детства были ворами, соучастниками наших грехов, пока я не решил стать добропорядочным и не оставил его в одиночестве.
Он кладет руку мне на плечо.
― Я должен вернуться на вечеринку. Возьми отпуск, Вульф, чтобы подготовиться. Максимэн может охранять Сабину несколько дней. Как только у тебя будут ответы… ― он кивнул головой в сторону пленника, ― мы снова поговорим.
Мне не нравится, что Максимэн будет охранять Сабину, но сейчас этот налетчик гораздо важнее для ее безопасности, чем я, стоящий за дверью.
― Хорошо.
Он колеблется, прежде чем сказать:
― Тамарак.
На языке бессмертных это означает «чистый, как вода». В юные годы это был наш девиз, что мы всегда будем честны друг с другом, близки, как братья. Чувство вины выходит из тени и вонзает нож в мой бок. Я солгал ему. Предал его. Присвоил его невесту. А теперь он говорит мне наше старое слово, означающее непоколебимое доверие.
Чувство вины обжигает мне горло, когда я бормочу:
― Тамарак.
Как только Райан уходит, я возвращаюсь туда, где стоит Фольк, и, сложив руки на груди, с яростью смотрю на Макса. В конце концов я убью его, и сделаю это медленно и мучительно, чтобы он страдал за то, что сделал.
Фольк тихим голосом спрашивает:
― Райан знает?
― Знает, что?
― Что, блядь, ты думаешь? Что ты влюблен в девушку, для которой он устраивает вечеринку по случаю помолвки наверху.
Я снова вздрагиваю. Я инстинктивно хочу его ударить, чтобы заткнуть рот за такое предательское обвинение, но у Фолька добрые намерения, поэтому я усмиряю свой пыл. Пожевав внутреннюю сторону щеки, я в конце концов резко произношу:
― Я же говорил тебе, что не способен любить.
Он разражается презрительным смехом.
― Да, да. А я ― скачущая по облакам лисичка.
Его слова причиняют боль, потому что он слишком близок к истине. Я действительно забочусь о Сабине, больше, чем считал возможным. Но я совершенно уверен, что такой сломленный человек, как я, не может никого любить. Меня никогда не учили этому. Я никогда не видел этого чувства. И даже если бы я смог полюбить Сабину, я бы нашел способ разрушить эту любовь, так же, как и все остальное. Так что нет, я не люблю Сабину Дэрроу. Не могу. Но я могу мечтать о ней. Я могу фантазировать о ее улыбках и милых беседах с ее любимыми зверушками. Я могу жаждать ее ласки. Я могу быть одержим ею, обладать ею, делать все, что в моих силах, чтобы защитить ее.
― Ты останешься в городе на несколько дней? ― спрашиваю я Фолька, с трудом отрываясь от мыслей о Сабине.
― Что, помочь с этим? ― Он пинает Макса. ― Нет, друг мой. Дальше твоя забота ― я получил плату и больше не хочу иметь ничего общего с волканцами. Но я останусь здесь, чтобы выпить.
Уголок моего рта кривится в слабом подобии улыбки.
* * *К тому времени, как я возвращаюсь в свою резиденцию, мое тело болит от усталости. Солнце только-только встает над горами Дармарнах на востоке. Я думаю о стене и часовых, которые там исчезли. О золотых когтях и грифонах.
О богах, которые не должны просыпаться.
Хотя все, чего я хочу, ― это забраться в постель и проспать несколько дней, я ворошу вчерашние угли, чтобы снова разжечь небольшой костер. Затем я выковыриваю незакрепленный кирпич из пола очага и откладываю его в сторону.
Под ним спрятано скомканное письмо лорда Чарлина. После долгого вздоха, наполненного предчувствием, я открываю и перечитываю письмо в последний раз, прежде чем навсегда уничтожить его.
Оно начинается достаточно ясно.
Сабина Дэрроу ― не моя дочь; я знал об этом с самого ее рождения. Моя жена, Изабо, приехала в Бремкоут уже беременной, она была жертвой неизвестного насильника. Ее тайны раскрылись только после ее смерти. Изабо, как выяснилось, была поцелованной богом и скрывала это в течение десяти лет…
Далее в письме описывается, как Изабо, будучи в отчаянии и спасаясь от своего таинственного обидчика, согласилась выйти замуж за лорда Чарлина. Она была очень красива, слишком хороша для такого, как он, но он согласился признать незаконнорожденного ребенка своим и защитить Изабо и ребенка своим титулом. Она отказалась говорить о своем прошлом, лишь заявив, что родом из маленькой деревушки на севере. Единственными ее вещами были потрепанная копия «Книги бессмертных», простой оловянный амулет, принадлежавший, по мнению Чарлина, ее матери, и Мист.
Она хранила верность Чарлину, но с неохотой выполняла свои супружеские обязанности. Вместо этого вся ее любовь и энергия уходили на Сабину. Сабина была зеницей ока, пока Изабо неожиданно не упала во время конной прогулки, ударилась головой о камень и трагически погибла.
И тут случилось то, чего никто не мог ожидать: Книга и амулет, которые Изабо хранила в неприметном сундучке, преобразились. Как и ее тело. Ее волосы цвета меда превратились в почти белый блонд, нос выпрямился, глаза изменили форму.
Оказывается, Изабо была одарена богом способностью маскировать внешность предметов, в том числе и свою собственную.
