Очарованный - Джиана Дарлинг

— Если бы все монстры были убиты, все препятствия устранены и были бы только ты и я, ты бы осталась?

— Ты бы меня попросил? — Я ответила, даже когда мое сердце начало биться так сильно, что я задавалась вопросом, не сломает ли оно ребро.

— Да, — сказал он так просто, как будто это было очевидно.

— Почему?

— Ты бы осталась? — подкрепил он его с твердой решимостью, как будто он не мог начать отвечать за свою мотивацию, если я не отвечу первой.

— Мне нужна причина.

Она была не нужна. Причиной был он, и так было всегда. Я узнала, что причиной моей жизни был я сама. Никто не сможет снова отнять у меня жизнь, если я им не позволю. Но моя причина счастья? На это ответил мужчина, сидящий на мне сверху, каждый дюйм его тела был твердым, блестящим и многогранным.

Он говорил медленно, каждое слово имело вес и содержание, как отполированная физическая вещь, положенная передо мной, как драгоценное ожерелье из фраз.

— Ты бы осталась… если бы я сказал тебе, что люблю тебя?

Каждая молекула моего существа перестала функционировать. Мое дыхание испарилось в легких, сердце затвердело и перестало биться, тело онемело от шока.

— Я думала, у тебя нет сердца, которым можно меня любить? — Я спросила осторожно, потому что это вполне могло быть слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Может быть, он просто манипулировал мной, может быть, ему нужно было снова использовать меня для какой-то гнусной цели.

Возможно, просто возможно, это было на самом деле.

Его доброта с момента его возвращения в мою жизнь была не уловкой, а обещанием еще большего добра в будущем.

Я затаила дыхание, когда мечты, о которых я грезила в дымке, начали затвердевать передо мной.

Выражение лица Александра было таким, которого я никогда раньше не видела, его жесткие черты лица смягчились, как тающее масло, под жаром пылающей страсти в глазах из расплавленного металла. Пальцы одной руки бродили по моей челюсти, а затем обхватили мое горло.

— Похоже, я так и делал с самого начала. Оно было просто заперто от меня, и единственным человеком, который мог получить к нему доступ, была ты.

Слезы навернулись на глаза и полились, водопад прорвался через годовую плотину. Я хотела говорить, но мои эмоции были слишком сильными, раздулись в горле и лишили меня голоса.

Вместо этого я произнесла:

— Я люблю тебя.

Он не улыбнулся, как я ожидала. Во всяком случае, выражение его лица стало более напряженным, наполненным напряжением, которое я не могла понять.

— Я знаю, что не достоин тебя. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем я тебе дал, что я когда-либо мог дать, но я обещаю стараться заслужить твою любовь и преданность каждый день до конца нашей жизни, если ты мне позволишь.

— Я твоя рабыня, — сказала я ему с хриплым смехом. — Где еще я предпочла бы быть, кроме как рядом с тобой?

— Моя рабыня, моя topolina (с итал. мышонок), моя графиня, моя жена. — Он произносил каждую эпитафию, как дворецкий, объявляющий о королевской власти, как будто каждый титул был бесценен.

Я поняла, что для него и для меня они были такими.

— Ты — лучшее, что когда-либо случалось со мной, — сказала я, потому что мне было больно осознавать, что он не считал себя достойным моей любви, хотя он был единственным человеком, которому я когда-либо могла мечтать отдать свое сердце.

— Не смеши. Я был предвестником твоей гибели.

— Нет. Я знаю, что наша история может показаться черно-белой: ты злодей, а я жертва, но все не так просто. До тебя у меня не было никаких перспектив. У меня была скудная карьера модели, которая обеспечивала мою семью ровно настолько, чтобы прокормить нас минимумом продуктов. Я была инструментом и мученицей. У меня не было ни мыслей, ни чувств к себе. Как ты сказал, я была королевой, которую заставили думать, что она всего лишь пешка. Затем ты приехал на своей черной колеснице и утащил меня в тени подземного мира, и я ожила.

— Ты чуть не умерла, — сказал он, и в его голосе прозвучало опустошение. — Столько кровавых раз из-за меня.

— В противном случае я могла бы умереть. Ты не единственный плохой парень в моей жизни, — поддразнила я.

Он не улыбнулся.

Я провела пальцем по грубому разрезу его квадратной челюсти до уха и вокруг его идеальной формы. Он был настолько изысканно спроектирован, что у меня перехватило дыхание.

Наклонившись вперед, я поцеловала его пульс, задержав губы там на мгновение, чтобы почувствовать, как ритм ускорился.

— Ты все еще оживляешь меня, — прошептала я ему на ухо. — Иногда мне кажется, что меня не существует, если ты не находишься со мной в одной комнате.

Он на мгновение остановился, глубоко дыша сквозь свои эмоции, впитывая мои слова. Затем он отстранился и прижался своим лбом к моему.

— Что ж, моя красавица, мне придется позаботиться о том, чтобы ты никогда не оставалась в комнате без меня.

Он поцеловал смешок с моих губ и поделился со мной своей радостью сначала языком, а потом и всем своим телом.

Александр

Каждый день, когда моя жена выздоравливала после перестрелки, я наслаждался, как сундук, полный сокровищ. Каждый раз, когда она смеялась, ее хриплый смех был бриллиантом, собранным в моей ладони, и каждая минута, которую она провела, гуляя, снова становясь физически сильнее, была драгоценным камнем, ярче любого, встречающегося в природе. Я наблюдал и жаждал, и когда почувствовал, что от ее выздоровления больше нет никакой пользы, я решил, что пришло время вернуть часть сокровищ, которые дала мне Козима.

Я наклонился в дверном проеме нашей спальни у Сальваторе и наблюдал за своей женой, которая лежала на кровати на спине, подняв ноги вверх, одной рукой крутя прядь своих волос, как в подростковой рекламе женского журнала. Она была прекрасна даже в одной из моих старых кембриджских футболок и в массивных шерстяных вязаных носках ее отца, настолько красивой, что я был рад наблюдать за ней, пока она заканчивала свой телефонный разговор.

— Честно говоря, Син, мне трудно верить тебе, — сказала она тоном, наполненным музыкой ее смеха. — Я просто… ты правда собираешься жениться?

У меня была возможность встретиться с другом моей жены только один раз за те две недели, которые мы провели в Нью-Йорке после того, как