Юрий Перов - Прекрасная толстушка. Книга 1

Ради осуществления этой смелой идеи я могла пойти на все!

Додик пытался нас угостить портвейном из зеленого эмалированного чайника и намекал на то, что можно получить значительную скидку, если познакомиться с ним поближе. Был он коренаст, рыж, непоседлив и очень напорист. Переглянувшись, мы от значительной скидки решительно отказались. В конце концов я готова была пойти на все ради идеи, а не ради скидки.

Додик обещал привезти нужное нам количество «материала» следующим рейсом. Несколько раз он назначал нам встречу дома, где нас встречала его жена с рыженьким смеющимся младенцем на руках.

У него были две смежные комнаты в огромной коммунальной квартире, коридоры которой терялись где-то во мраке. Мы ждали его в гостиной, обставленной новехоньким, еще пахнущим мебельной фабрикой гарнитуром.

Жена, не снимая младенца с левой руки, правой подавала нам жидкий чай и обещала, что Давид Моисеевич обязательно придет.

Два раза мы его прождали зря. В первый раз он вообще не пришел до одиннадцати. Мы посмотрели у него по телевизору «Утраченные грезы» с Сильваной Пампанини и в одиннадцать ушли. Второй раз просидели всего час, потому что он догадался позвонить домой и предупредил, что придет очень поздно. Но задаток попросил оставить.

Вся сложность была в том, чтобы найти необходимое количество шкурок нужного для меня медвяного цвета. С Татьяной все было гораздо проще. Она хотела короткую шубку из серого каракуля. Мы оставили деньги.

Еще раз десять мы с ним созванивались, и наконец он объявил, что товар на месте, то есть у него дома, и что он приглашает за ним прийти сегодня, «не позже семи часов…

— Ко мне сегодня кое-какая кинематографическая общественность заглянет на чаек, так что прошу составить компанию… Ничего особенного, семейный вечер со знаменитостями! Софочка торт испечет, так что приходите. Вы ей уже стали как родные. Она к вам привыкла! — Он суетливо захихикал в трубку.

— Как-то неудобно… — сказала я. — Мы там никого не знаем. Может, мы пораньше, до гостей зайдем?

— Как неудобно? Очень удобно! Кто знает, кто вы такие? А вдруг вы мои родственницы? Неудобно будет, если вы не придете и эти киногерои будут ухаживать за моей Софочкой и отвлекать ее от ребенка! И слушать ничего не хочу.

Что тут оставалось делать? Мы решили, что он просто хочет угостить своих именитых гостей хорошим женским обществом и, может быть, даже заранее им это общество обещал. Ничего плохого мы в этом не усмотрели и согласились.

Явились мы к нему, как школьницы, ровно в семь, успели полюбоваться нашими шкурками, полностью за них расплатиться и завернуть их в бумагу. Тюки образовались такие большие, что стало ясно — придется везти их на такси, хотя от Додика до наших домов было не так далеко. Он жил на улице Мархлевского, это между улицей Кирова и улицей Дзержинского, бывшей и нынешней Лубянкой.

— Только при гостях о делах ни слова! — строго предупредил Додик.

— Что же мы, не понимаем? — сказала Татьяна.

Кроме нас пришли еще две весьма взрослые пары — почтовое начальство Додика. Это мы поняли по тому, как он перед ними заискивал. Не было сомнения, что это их он угощал знаменитостями.

Кинодеятели пришли в половине восьмого. Один из них был довольно популярный в те времена молодой актер, приходившийся каким-то дальним родственником Додику, а второй был сценарист. Тот самый, который был у меня на свадьбе. Мы с Татьяной переглянулись.

Додик представил нас весьма неопределенно.

— А это наша Машенька и наша Танечка, — сказал он, делая в нашу сторону широкий, непонятно что обозначающий жест рукой.

Артист бросился целовать нам ручки, а сценарист, пожимая нам руки, пробормотал:

— Мы, кажется, знакомы…

— Кажется, знакомы, — подтвердила я, а Татьяна покраснела. Она еще переживала за тот концерт, который устроила на свадьбе.

Вечеринка прошла, как обычно проходят подобные вечеринки. Актер без умолку говорил, а потом, выпив, начал петь под гитару, которую Додик благоговейно вынес из другой комнаты и вручил почему-то сценаристу. Тот весь вечер мрачно молчал и пил, натужной улыбкой отвечая на похвалы его фильмам и спектаклям, которые только в Москве, оказывается, шли в трех театрах.

Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Ему не нравились гости Додика. Не нравился и сам Додик, которого он, судя по всему, видел впервые в жизни. Даже на нас он косился с каким-то неодобрением. Татьяна это принимала на свой счет и жутко огорчалась.

Он сидел с правой стороны от меня и за весь вечер даже ни разу не посмотрел в мою сторону.

Когда были спеты хором неизбежные «Тишина», «Ландыши» и «Песня первой любви», когда киношные истории и хохмы актера начали иссякать, разговор неизбежно скатился на политику и перешел на таинственный полушепот.

В феврале этого года прошел исторический XX съезд КПСС, на котором партия вскрыла и осудила культ личности. Потом по партийным организациям прошли читки закрытого письма ЦК КПСС, в котором подробно рассказывалось о преступлениях, творимых Сталиным и его приспешниками.

Все гости с таким пылом принялись обличать культ личности, будто они всегда о нем знали и только нехватка времени мешала им разобраться с этим проклятым культом и с самой личностью.

Сценарист их песни слушал с едва уловимой ироничной улыбкой, а когда они заговорили о Сталине, начал кривиться так, словно у него заболели зубы, и чаще подливать себе коньячку, тяжелея с каждой минутой прямо на глазах.

Мне почему-то стало тревожно за него. Я склонилась к нему и чуть слышно сказала:

— Уж лучше бы они пели…

— Выпьем? — шепнул он мне в ответ.

Я кивнула. Он потихоньку налил и, беззвучно чокнувшись со мной, понес было рюмку ко рту, но был застукан бдительным Додиком.

— А теперь слово для тоста предоставляется нашему выдающемуся сценаристу! — проорал он и почему-то встал. Его примеру машинально последовали и остальные гости. Пришлось и нам с Татьяной подняться. Сценарист с рюмкой в руке затравленно оглядел стол и, дернув ртом, поднялся.

— Давайте выпьем за то, чтоб все тайное всегда становилось явным… — сказал с кривой ухмылкой сценарист и в упор посмотрел на Додика. Тот побледнел и забегал глазами.

Все, серьезно покивав, выпили и сели. Остался стоять сценарист.

— Вы, конечно, помните гайдаровского Мальчиша-Кибальчиша? — спросил он с вкрадчивой улыбкой. Я заметила, как дрожит и расплескивает коньяк его рука. Мне показалось, что сейчас что-то произойдет, и я невольно взяла его за другую руку. Он посмотрел на меня и еле заметно качнул головой, словно хотел сказать: «Не беспокойся, я в порядке».