Лайза Аппиньянези - Память и желание. Книга 2
Его рукопожатие и пристальный взгляд немного смутили ее. Странно – обычно знакомство с мужчинами не производило на Катрин такого впечатления. В душе шевельнулся старый полузабытый страх. А вдруг он видел ее в Италии? Вдруг видел ее с Карло или, того ужаснее, был свидетелем ее позора? Катрин на миг вспомнила отвратительную сцену в ночном клубе, когда она в последний раз видела мужа живым. Усилием воли Катрин отогнала кошмарное воспоминание прочь.
– Чем я могу быть полезна вам, мистер Джисмонди? – спросила она деловитым профессиональным тоном.
– Несколько месяцев назад я видел на выставке одну картину, которую очень хотел бы приобрести. Это работа Мишеля Сен-Лу. Портрет Сильви Ковальской, – сказал он по-английски с запинкой.
Эти слова так поразили Катрин, что она утратила дар речи. Какое странное совпадение – после разговора с Жакобом она все время думала о Сильви, а тут еще неизвестно откуда появляется этот клиент и спрашивает о портрете матери!
– Эта картина не продается, – отрезала она.
Синие глаза смотрели на нее испытующе, казалось, проникая в самую душу.
– Понимаете, я – поклонник творчества Сен-Лу. Стоимость меня не интересует…
Какой звучный и теплый голос, подумала Катрин.
– Меня она тоже не интересует, мистер Джисмонди, – произнесла она вслух.
– Правда? – На его лице появилось ироническое выражение. – А мне казалось, что у вас в Нью-Йорке искусство и деньги неотделимы друг от друга.
– Иногда это так, но не в данном случае, – пробормотала Катрин, вспыхнув. Ей не нравилось, как он на нее смотрит – дерзко, оценивающе. – Сильви Ковальская – моя мать, – повысила она голос. – Портрет матери я не продаю.
Ей самой показалось, что это прозвучало слишком эмоционально, и Катрин поспешно изобразила на лице холодную, вежливую улыбку.
– Впрочем, вы можете посмотреть другие картины. У нас нет обыкновения отпугивать клиентов, которых «цена не интересует».
Она передразнила его интонацию.
– Ах вот как? Извините, я не знал, что Сильви Ковальская – ваша мать, – задумчиво произнес он. – Очень глупо с моей стороны.
Он смотрел на Катрин как-то по-другому, словно заново приглядывался к ее лицу.
Она слегка поежилась под этим взглядом.
– Естественно. Откуда вы могли это знать? Ведь мы с матерью не похожи. Между нами нет и никогда не было ничего общего.
Он встретил эти слова открытой и дружелюбной улыбкой. Катрин почувствовала, что ее против воли тянет к этому человеку. Она отвела глаза, сделала вид, что роется в бумагах на столе, давая тем самым понять: разговор окончен.
Но посетитель не уходил.
– Однако, даже если вы не хотите продавать картину, может быть, вы позволите мне взглянуть на нее еще раз?
В его голосе, таком приятном и ласковом, звучала едва различимая насмешливая нотка.
Катрин собиралась ответить, что это совершенно невозможно, но в эту минуту в кабинет ворвалась Натали и скороговоркой выпалила:
– Мамочка, я получила «отлично» за эту ужасную контрольную по математике!
Катрин поздравила ее, поцеловала и на миг забыла об Алексее Джисмонди, но тут же опомнилась и сказала:
– Боюсь, мистер Джисмонди, у меня не осталось времени. Если хотите, я попрошу одного из своих помощников показать вам выставку.
– Но я действительно хотел бы еще раз взглянуть на портрет Сильви Ковальской, – не сдавался он. – Ради этого я проделал большой путь.
– Не может быть, чтобы такой занятой человек, как вы, отправился через океан лишь ради того, чтобы взглянуть на картину, – недоверчиво рассмеялась Катрин, думая, что в этом мужчине бездна обаяния.
Если бы портрет Сильви находился в галерее, она, разумеется, немедленно отвела бы его туда, и пусть любуется сколько хочет.
Но тут в разговор вмешалась Натали, которую очень интересовало все, связанное с бабушкой. Она улыбнулась Алексею Джисмонди и предложила отвезти его домой. Кажется, девочка решила с ним подружиться.
Мужчина из Рима и Натали! Катрин с трудом справилась с безотчетным страхом.
– Мистер Джисмонди, как вы сами понимаете, я не могу допустить, чтобы совершенно незнакомый человек проникал в мой дом, – нервно улыбнулась она. – Здесь ведь Нью-Йорк.
– Конечно-конечно.
Он явно смутился, но в следующий миг настала ее очередь смущаться: Джисмонди извлек из кармана паспорт и бумажник и положил их на стол в качестве залога. В его страстном желании увидеть портрет было что-то трогательное. Катрин дрогнула.
– Ладно. Я попрошу Джо – это мой помощник, – чтобы он показал вам дом. Нельзя разочаровывать столь страстного поклонника искусства.
Она вернула ему паспорт и бумажник, их пальцы на мгновение соприкоснулись, и Катрин ощутила на себе взгляд его теплых, лучистых глаз.
Когда Катрин осталась одна, ею овладело непонятное смятение. В этом мужчине было нечто такое, что разбередило ей душу. Может быть, все дело в том, что он из Рима? Или на нее произвела впечатление настойчивость, с которой он добивался разрешения посмотреть на портрет Сильви? Катрин вернулась к письменному столу, коснулась пальцами лиловых гроздей сирени, стоявшей в белой вазе, вдохнула густой аромат весны. Ей вспомнились строчки:
Апрель жесток, он изгоняетСирень из вымерзшей землиИ корни памяти, желанийРазбередил весенний дождь.
Это мои корни, подумала она и закрыла лицо руками.
Домой Катрин вернулась раньше, чем обычно, и увидела, что Алексей Джисмонди, Натали, ее подружка Сэнди и Джо пьют молочный коктейль и, судя по всему, отлично проводят время. Римлянин держался совершенно свободно, словно прожил здесь много лет. Его естественная манера и улыбающиеся лица всех остальных смутили Катрин еще больше; ее сердце забилось учащенно.
– Мама, ты знаешь, Алексей из Рима! – радостно сообщила Натали. – Он рассказал нам много чудесных историй. И еще он приглашает приехать к нему в гости.
Катрин прочла в глазах дочери явный вызов.
– Да, я знаю, что мистер Джисмонди из Рима, – ответила она, отводя взгляд. – Натали, ты сделала уроки? Уже седьмой час.
Девочка не ответила. Она посмотрела на Алексея Джисмонди и ясным, отчетливым голосом объявила:
– Я вам не говорила, но мой отец тоже из Рима. Вы его не встречали? Он умер. А звали его Карло Негри делла Буонатерра.
Казалось, она заранее готовилась к этой минуте. Имя отца Натали произнесла с гордостью, а затем бросила на мать многозначительный взгляд.
Катрин вспомнила слова Жакоба и внутренне содрогнулась. Что ответит Алексей?
Его голос прозвучал мягко и негромко:
– Нет, я не знал твоего отца. Мне жаль, что он умер.