Лариса Уварова - Букет кактусов
Горькие слова Александры звучали выстраданно, но без прежнего надрыва. Казалось, они шли из самого сердца.
– Это все я, Вано! Я мечтала о справедливости, а сама принесла страдания стольким безвинным людям. Рэй и Филя в могиле, Данька тоже чуть не погиб... Должно быть, Бог решил, что я хочу взять на себя его функции карать и миловать, и послал эти смерти в наказание мне! Это мой грех, а я даже не могу покаяться, потому что не верю в небесный суд, потому что не научена подставлять вторую щеку... А ты говоришь – «жить»!
«Какой я молодец, что не сказал ей еще и про Жемчужникова!» – подумал Стас.
– Я не очень гожусь в исповедники. С Богом у меня тоже непростые отношения. Но... ты попробуй-ка посмотреть на это дело с другой стороны. Не слишком ли ты сложно трактуешь высший промысел? С чего ты взяла, что все случившееся случилось в наказание тебе, а не им самим? По-моему, у каждого из нас хватает собственных грехов, и Господу намного проще воздать за них каждому лично, чем вдумываться в хитросплетения человеческих отношений и выискивать – кто и в чем больше виноват. Если, к примеру, завтра мне на голову упадет кирпич, не станешь же ты считать, что эта кара послана тебе за то, что называла меня отвратительным типом?
– Ну, разве что кирпич будет величиной с дом! В противном случае это будет кара тому самому кирпичу, богохульник.
– Вот видишь, детка, ты уже улыбаешься... Однако, если ты думаешь, что из-за твоей исповеди дядя Вано будет жарить другой омлет, то ты очень ошибаешься. На такой подвиг я не способен даже во имя искупления всех смертных грехов на свете.
«Я знаю, что буду наказан, Саша. Жестоко наказан... – вспомнилось девушке. – Но я буду тебя любить, пока Божий гнев не настигнет меня...»
Наверное, Стас в чем-то прав. Но это слишком жестокая кара, Господи! Нельзя так наказывать за любовь.
Саша удивилась, она в первый раз мысленно назвала его просто по имени. Не Господа – нет, конечно, а странного бородатого человека с голубыми глазами.
В тот же самый день, когда Стас выводил свою «пациентку» из нервного шока поцелуем, девушку ожидало еще одно потрясение. После завтрака, оставшись одна и пообещав «дяде Вано» вести себя хорошо, она тихо лежала на своем диване, вытирала набегавшие слезы и размышляла над его словами о том, что надо жить ради памяти Рэя. Как вдруг ее пронзило: Господи, она же беременна! Вернее, была беременна, когда все это случилось. Как она могла забыть об этом?!
Весь этот кошмар... У нее и без того было очень немного шансов выносить ребенка – практически никаких, а теперь?! По ее подсчетам, уже два месяца – значит, близится критический срок... Неужели выкидыш уже случился – во время неудачной попытки самоубийства или после, когда она лежала без памяти?! А Стас просто не знает, как ей сказать об этом, ему ведь и так досталось с нею, дурехой...
Александра в ужасе прислушивалась к своим внутренним ощущениям, пытаясь обнаружить признаки женского несчастья, слишком хорошо ей памятные. Но их не было. Наоборот, у нее было чувство, что ребенок здесь, с нею. Что он жив, и с ним все хорошо! Саша потихоньку встала, пробралась в ванную и тщательно обследовала себя, насколько это было возможно. Результаты лишь прибавили ей уверенности. Она стояла и поглаживала свой пока еще нисколько не изменившийся живот забинтованными руками, и смеялась сквозь слезы, и ругала себя за глупость и эгоизм, и шептала имя того, кому собиралась подарить этот «рождественский подарок»...
Теперь она подарит его себе. Только себе!
С этого дня Александра быстро шла на поправку. Ее молодой сильный организм, до сих пор успешно справлявшийся со всеми физическими испытаниями, преодолевал и это. Уже к вечеру восьмого, когда Вано принес ей из магазина обновки – теплый байковый халатик, спортивный костюм и еще кое-какую мелочь, – она ходила по однокомнатной квартирке, которую детектив называл «своей московской хазой». А со следующего дня стала все активнее подменять хозяина по хозяйству.
Через неделю они сняли повязки с Сашиных рук. Остались небольшие, но очень неприятные шрамы. Стас сказал, что со временем они сгладятся, а вообще-то...
– Эти зарубки – на память о твоей глупости, детка. Слава Богу, что у тебя не хватило пороху совсем перерубить вены, не то бы...
И правда, с каждым днем болезненная краснота таяла, и «зарубки» все меньше бросались в глаза.
Далеко не так просто было с рубцами на душе. Но и их лечило время, похоже, Вано и в этом оказался прав. Саша больше не билась в истерике, не бросалась на стены и на их хозяина. В ее душе установилось некое печальное равновесие. Нет, она не то чтобы стала забывать Рэймонда Кофи – разве можно его забыть?! Она даже не смирилась с его гибелью и знала, что не смирится никогда. Но Саша ее приняла. Быть может, если б не ребенок Рэя, которого она носила в себе, процесс восстановления шел бы куда хуже, но... Александра была беременна, и больше не забывала об этом ни на миг.
Сейчас ее больше всего терзала невозможность подать весточку друзьям. Она представляла, как сходит с ума Маринка, в какой печали пребывают Кулики... Но Стас был непреклонен. Пока не может быть и речи, чтоб хотя бы намекнуть им об истинной судьбе Саши Александровой. «Пусть все уляжется, детка. О тебе должны все забыть». От таких слов на нее находила тоска, но она понимала, иначе нельзя.
– Что ты собираешься делать дальше? – спросил сыщик через два или три дня после ее «воскрешения».
Александра не раздумывала ни минуты.
– Я хочу домой, Вано. Домой, в Звенигорск.
Он не стал ничего уточнять – просто кивнул.
– Хорошо. Как только будет можно, я тебя отвезу. Может быть, через месяц.
– Стас, я хочу тебя спросить... Зачем тебе все это нужно? Чтоб расплатиться с тобой, мне уже не хватит тех десяти тысяч баксов, которые остались в банковском сейфе в Воронске. Если я теперь вообще смогу когда-нибудь их получить...
Детектив насмешливо приподнял брови, пыхнул своей трубкой.
– В самом деле, детка? Как жаль! А я-то рассчитывал даже на проценты.
Догадывалась ли Саша об истинных причинах? Наверное... Но эту тему она боялась обсуждать даже с самой собою. Лишь иногда с каким-то странным смешанным чувством вспоминала его губы. Кажется, то и правда была всего лишь «шоковая терапия». Больше Вано не предпринимал попыток с ней сблизиться – вообще никаких. И слава Богу! Эта тема для нее закрыта. Навсегда, теперь уже точно.
Она с удивлением чувствовала, что Стас почти перестал ее раздражать. Разве что иногда, чуть-чуть, когда он откровенно ставил перед собой цель ее разозлить. Теперь, обреченные коротать время вместе, они часто подолгу болтали, и Саша обнаружила, что ее дважды спаситель – умный и очень интересный собеседник, настоящая ходячая энциклопедия, и отнюдь не только энциклопедия сыскного дела. Ее больше не бесили его внушительные габариты, его прокуренная борода и вонючая трубка, постоянные пивные бутылки и бочонки, его манера двигаться и говорить. И даже необходимость кантоваться с ним дни и ночи в замкнутом пространстве уже не вызывала у Александры стесненности и беспокойства. Хотя обычно Вано полночи ворочался на своей раскладушке, мешая ей уснуть, а вторую половину ночи жутко храпел.
