Анна Джейн - Северная Корона. Против ветра
Александр близко-близко наклонился к скрипачке, не мигая, все продолжая глядеть в ее глаза и поглаживая по коже. А она вдруг исхитрилась и, не ожидая этого от самой себя, коснулась губами основания его ладони – чуть выше крепкого широкого запястья. Это вышло у нее слишком легкомысленно.
Этот, в общем-то, вполне невинный поступок стал для Александра спусковым крючком.
Мышцы почти сводило от тонны невыраженных эмоций.
Он не мог сдерживать себя.
Александр, сглотнув, закрыл на миг уставшие веки, открыл их и увидел вдруг в глазах девушки лукавое выражение – или посчитал его таковым. А после, не контролируя себя, одной рукой обнял Марту за талию, а после поцеловал ее в полуоткрытые губы – не нежно и легко, как это обычно бывает у людей, которые целуются впервые в жизни, а достаточно напористо, хоть и не агрессивно. Сначала он захватил своими губами, жесткими и привыкшими быть достаточно властными, ее нижнюю губу, замер так на пару секунд, словно проверяя, что Марта сделает. А после чуть отстранился, проведя кончиком носа по ее щеке, вызвав легкую дрожь во всем теле. Свободная рука его скользнула по ее спине, вверх, к затылку – и в его пальцах оказались ее волосы.
Притянув Марту к себе, молодой человек вновь поцеловал ее, только теперь уже куда более по-взрослому, все с тем же напором, присущим ему, но с нарастающим и уже даже почти болезненным влечением.
Он еще крепче обнял девушку, а та инстинктивно подалась вперед, удерживаемая ремнями безопасности, к сиденью. Саша, заметив это, одной рукой, не глядя, отстегнул Марту, которая старательно отвечала ему на поцелуй, вцепившись в плечи. Можно было предположить, что длинноволосая девушка, кажущаяся достаточно хрупкой, будет ласково гладить любимого парня, который неожиданно подарил ей исполнение мечты – поцелуй, но она так с силой сжала пальцы на его плечах, как будто бы целовала его не в первый раз, а в последний, прощальный, и не хотела отпускать. Ее объятия были крепкими, да и губы не могли похвастаться покорностью и смирением перед Александром, которого все это заводило еще больше. Она, не контролируя себя и закрыв глаза, даже умудрилась укусить его за верхнюю губу, заставив парня сдавленно выдохнуть и чуть потянуть ее за волосы назад, чтобы поцеловать в шею.
У Марты голова шла кругом от его прикосновений. Да и Саша тоже не совсем соображал, что он делает. Зато напряжение в мышцах заметно уменьшилось, и ему стало как-то легче, как будто бы он принял эффективную волшебную таблетку. Для Марты, которая не ожидала такого исхода сегодняшнего странного дня, волшебство висело в воздухе. Нет, оно было сейчас для нее воздухом.
Только волшебство длилось недолго. Рядом с серебряным БМВ пронесся огромный мощный КАМАЗ, неожиданно прогудевший маленькой машинке-жуку, за рулем которой сидела молодая и очень еще неопытная девушка – она едва не спровоцировала аварию на мосту.
Резкий неприятный звук словно вернул Дионова в реальность, вырвав из лап сказки, позволяющей ненадолго забыться. Понимая, что делает что-то не то, парень резко отстранился от Марты и прошипел:
– Твою мать…
Девушка, которая тоже неожиданно пришла в себя, в недоумении прижала ладонь к ставшему горячему, как при температуре, лбу.
Время вновь стало набирать обороты, а волшебство, которым Марта дышала, исчезло.
– Да что я делаю, – разговаривал сам с собой Дионов. – Пр-р-ридурок. Сестренка, – резко повернулся он к Карловой, думая, что она в ужасе от его поступка. – Прости меня. Не знаю, что на меня нашло. Прости. Больше этого не повторится. Обещаю.
– Да я… Просто. Это я… – скрипачка никак не могла подобрать нужных слов.
– Не говори, что это опять ты виновата, – поморщился Саша, чувствуя, что хочет сказать Марта. – Давай выйдем? – вдруг предложил он, думая, что ничем не лучше Владислава Сергеевича, которого еще двадцать минут назад он хотел прирезать стеклянной «розочкой».
Он первым выбрался на свежий воздух и, в который раз закурив сигарету, оказался на узкой пешеходной дорожке. Он облокотился о перила, глядя на темную воду, в которой отражались сотни огней – огней разноцветных, ярких и очень длинных. Марта оказалась рядом с ним, правда, глядела она не на темный восток, а на западную кромку горизонта, туда, куда садилось порядком уставшее солнце. В той стороне небо было вовсе не таким серым, а серо-синим, и утихающие теплые цвета нежного заката все еще украшали его. Несмотря на вечернюю легкую прохладу, ветерок и близость реки, ей было очень жарко, и шея горела от горячих поцелуев. А еще девушка чувствовало себя очень неловко – нет, даже чересчур неловко. Она не думала, что между ней и Сашей произойдет такое. Не думала и даже не мечтала. Зато теперь она совершенно не чувствовала того удушающего страха, который овладел ею в кабинете управляющего клуба «Алигьери», да и гнева, смешанного с тем самым чувством унижения, – тоже.
Сейчас она была счастлива и растеряна одновременно и, стоя тут, на вечернем мосту, издалека казавшемся солнечно-оранжевой ниткой, на которую были нанизаны многочисленные огни-бусины, не знала, что сказать или что сделать. Она просто замерла позади курящего Саши, у которого тоже слов пока не находилось.
Молчание затягивалось, и Марте это не нравилось. Чтобы разрушить его, она сделала неуверенный шаг вперед и сказала как можно более равнодушно:
– Дай мне.
Александр медленно повернулся, не понимая, что девушка имеет в виду.
– Что? – спросил он, сощурившись и рассматривая небо за ее спиной. Надо же, а там оно вовсе не такое унылое, как на востоке. Он и не заметил сначала. Небо на востоке напоминало ему потолок камеры с вечной тусклой лампочкой, в которой он провел два года не с самыми приятными личностями, не с самыми правильными мыслями и не с самыми хорошими перспективами на будущее. Помнится тогда, когда ночами он тупо лежал и смотрел в зарешеченное окно – а заснуть быстро Саше, особенно в самом начале отсидки, удавалось далеко не сразу, тогда он часто разглядывал небо. До этого, на вольной жизни, он никогда не пялился вверх, на глупые облака и дурные звезды, а там начал. Он даже – да, в этом признаться трудно – хотел увидеть в этом проклятом окне что-нибудь красивое: луну, те же звезды, красивый закат или грандиозный рассвет, но вместо этого обычно видел самое обыденное, самое заурядное небо. И, кажется, сегодня, уже спустя пару лет после того, как он покинул колонию, он впервые вспомнил, что, находясь в этом не самом приятном месте, очень хотел увидеть красивое небо.
Вот, наконец, увидел. Конечно, его нельзя было назвать прекрасным, но что-то в этом определенно было. Что-то успокаивающее, притягивающее.
