Джун Зингер - Съемочная площадка
Мы носились с Сюзанной как с писаной торбой, не зная, поддержать ее или осудить. То же самое было, когда умер Поли. Мы сидели перед камином в библиотеке и пили простое красное вино непонятного происхождения. Осторожно посмотрев друг другу в глаза, мы поняли — пришло время для серьезного разговора.
— Но зачем, Тодд? Зачем? — спросила я.
Он не стал притворяться, что не понимает, о чем идет речь, и, улыбнувшись и подняв брови, сказал:
— Не знаю. Мне стало казаться, что я ужасно устал от торговых центров. Пропал азарт. Пропало удовольствие от того, чем я занимаюсь. Удовольствие и восторг… — Я, глупая женщина, ухватилась за соломинку. Я была благодарна ему за то, что пропал восторг всего лишь от торговых центров, а не от нашего брака. — Мне трудно жить без цели, к которой надо стремиться. Так со мной было всю жизнь, начиная с того дня в приюте — мне было лет восемь, — когда я понял, что, если хочу стать чем-то большим, нежели просто худеньким сиротой без мелочи в кармане, то должен научиться бегать, быстро бегать. И я сосредоточился на игровых видах спорта. В десять лет мне стало ясно, что бейсболистом я не буду. Тогда я решил стать боксером. В двенадцать я уже понял, куда меня зовут мои способности, и задался целью окончить колледж. Собственно, передо мной стояло несколько задач, и решать их предстояло по очереди. Теперь у меня есть ты, дети, красивый дом, сеть торговых центров — моя персона оценивается в несколько миллионов долларов. Но знаешь, Баффи, после первого центра и первого заработанного миллиона азарт прошел.
Я была в отчаянии. Наверное, он меня дурачил. Я и представить себе не могла, чтобы он работал без азарта. Он повернулся к бару, чтобы налить себе что-нибудь покрепче. Я быстро нашла себе утешение — по крайней мере, он не сказал, что у него пропал азарт после того, как он первый раз женился и завел пару ребятишек.
Тодд приготовил два коктейля «Блэк Рашн» и дал один мне.
— Ну, пожалуйста, Баффи Энн! Я хочу этого! Мне это необходимо!
— Это я вижу, но скажи мне, что ты понимаешь в кинобизнесе?
— Ничего. Совершенно ничего. Но я не могу понять, чем кинобизнес, съемка фильмов может отличаться от строительного бизнеса. Вместо того чтобы приобретать в собственность землю под строительство, приобретаешь в собственность экранное пространство и снимаешь кино. Вместо архитекторов, привлекаешь режиссера; вместо строительных бригад — съемочные группы, операторов, ассистентов; вместо зданий есть актеры. А затем, когда все готово, вместо того чтобы сдавать внаем домовладельцам площади, сдаешь внаем владельцам кинотеатров картины. И риск прогореть при этом значительно меньше. Если держать расходы на производство все время под контролем, то деньги всегда можно вернуть, даже в случае провала. Всегда можно продать картину на обычное или кабельное телевидение или выбросить ее на иностранный рынок. Кроме того, всю работу можно разделить на работу для кино и работу для телевидения. Одно покрывает другое — это старый принцип, — он улыбнулся, — который звучит так: «Никогда не клади все яйца в одну корзину».
— Понимаю.
Мне было ясно, что Тодд уже все как следует обдумал. Он ничего не понимал в самом кино, но о деловой части кинобизнеса имел представление.
— А как насчет денег? Покупка студии должна обойтись не в один миллион… — я развела руками. Я действительно не могла представить, сколько это должно стоить. Где-то я читала, что «Двадцатый Век», например, стоил порядка четырехсот миллионов — колоссальная цифра. К тому же нельзя было с уверенностью сказать, что эта цифра точная. Конечно, я понимала, что студия «Сюзанна» относилась к другой категории. Я понимала также, что часть стоимости «Двадцатого Века» относилась к ее размещению на территории Беверли-Хиллз, где земля очень дорогая. Ведь речь шла о недвижимости. А студия «Сюзанна» располагалась в Голливуде, и земля там намного дешевле. И все равно, у нас не было таких денег. Мы владели сетью торговых центров в Огайо, но если вычесть из их стоимости все, что мы должны были выплатить банкам — арифметика довольна простая… — Сколько это будет стоить, Тодд?
— Мы можем купить ее за гроши, — вполголоса произнес он.
Эта фраза заставила меня задуматься. И забеспокоиться. Я вспомнила, что то же самое сказал Хайни, когда объявил о покупке студии. Эти гроши обошлись ему слишком дорого.
— Что значит, за гроши, Тодд?
Он решил не начинать с крайней цены.
— Хайни заплатил за пустующую студию двадцать пять миллионов. Он ее восстановил, реконструировал и оснастил современным оборудованием. На все это он затратил, как минимум, еще двадцать пять миллионов. Ну, и конечно, он приобретал рабочие материалы в собственность и работал с ними. У него были контракты с продюсерами, с которыми он участвовал в совместных разработках.
Он все еще не называл окончательную цену. Но я была хорошей ученицей своего мужа и знала, какие вопросы задавать.
— Какова балансовая стоимость студии?.. Хотя бы приблизительно? Соотношение активов и пассивов?
— Где-то около ста миллионов. В кинобизнесе есть некоторые нюансы. Стоимость некоторых сделок. Финансовая отдача от отдельных программ, значащихся как активы. Есть множество подводных камней.
— Представляю себе. Но в целом, плюс-минус сто миллионов?
— Кинобизнес — это не точная наука, — сказал он, как бы защищаясь. — В этом и заключается его прелесть.
— Сколько он хочет, Тодд?
— Он хочет продать ее мне… нам… за пятьдесят миллионов.
— И ты это называешь «гроши»?
— Эта цена вдвое меньше ее истинной стоимости.
— Но зачем ему это нужно? Хайни казался мне одним из самых ловких дельцов в Штатах. Миллиардер, начавший с нуля. С чего вдруг ему продавать нам студию за половину ее стоимости? Он же теряет вложенные деньги?
— Да, это так. Он только начал этот бизнес, а вначале, ты знаешь, случаются и потери. Но он продает студию так дешево по другой причине. Он хочет побыстрее от нее избавиться. Он хочет вообще побыстрее обо всем этом забыть. Ты понимаешь? А мне он симпатизирует — все просто. Миллиардер может позволить себе такой каприз…
У меня пересохло во рту. Я внутренне содрогнулась. Но я была готова понять все: и то, что Хайни хотел побыстрее покинуть Голливуд и вернуться в Даллас, и то, что он хотел забыть Сюзанну и студию, и то, что он мог себе позволить подобные финансовые потери. Да и вообще, зачем быть миллиардером, если не можешь ничего себе позволить?
— А как насчет того, что студия теряет деньги? Ведь ясно, что до сих пор она работала в убыток? Что мы будем делать с этим?
