Дебора Смит - Голубая ива

Он вдруг схватился за желудок:

— Похоже, от всех этих треволнений у меня что-то не то с кишечником…

Лицо его вмиг стало бледным как полотно, и, откинувшись на сиденье, он сдавленно произнес:

— Что-то давит в груди. — Он вздрогнул и закрыл глаза.

Лили быстро завела мотор. Пытаясь не выказать своего беспокойства, она спокойно сказала:

— Поедем в больницу.

— Ладно.

Видя, что он безропотно согласился, Лили не на шутку испугалась.

Маленькая Сис как вихрь влетела в приемную и, отчаянно вскрикнув, замерла у кушетки мистера Эстеса, лежащего с электрокардиографическими электродами на седой груди. Лили не успела даже слова сказать, лишь попыталась остановить ее жестом. Мистер Эстес в тревоге открыл глаза и посмотрел на Сис.

— Думаешь, я умираю. — Он обронил эту фразу, обращаясь к Лили. — Раз позвала этого стервятника.

— Тс-с, — прошипела Маленькая Сис и, скользнув мимо племянницы, склонилась над ним: — Твои мечты не сбудутся, если ты начнешь суетиться.

Она протянула дрожащую руку и откинула седые волосы у него со лба.

— Ты, старый перечник, — нежно сказала она. — Нет у тебя никакого сердечного приступа. Ты еще не назначил мне свидания.

— Низкое давление, — пояснила Лили. — Он принял таблетку нитроглицерина. Должно пройти.

Мистер Эстес лежал и торжественно смотрел на Маленькую Сис.

— Я чувствую, что выполнил все свои обязательства, — произнес он каким-то загробным голосом.

Маленькая Сис печально хныкнула и с упреком погладила его по голове:

— Старый перечник.

Больной почему-то сразу погрустнел и, кашлянув, сказал слабым голосом:

— Лили, подойди сюда. Дай лист бумаги и ручку. Запиши изменение в моем завещании.

Маленькая Сис слезливо наморщилась;

— Не нравится мне все это, не думай о смерти. Закрой глаза и сосредоточься…

— Ради Бога, женщина, когда я умру, можешь сколь угодно долго изгонять из меня нечистую силу. Но не сейчас. Лили!

Дабы не усиливать приступ, Лили вытащила из кармана нейлоновой куртки блокнот и ручку.

— Пиши только то, что я скажу. Я завещаю старое поместье Маккензи со всем, что там есть, тебе. Я не смогу спокойно умереть, не передав его тебе только из-за мести Коулбруку.

Она опустила блокнот:

— Нет, сэр, не надо.

Он приподнял голову от удивления:

— Почему?

— Маленькая Сис права. Это неудачная затея.

— О чем ты? Это же большая удача для тебя!

— Добиться желаемого таким путем?! Не для меня!

— Почему?

Маленькая Сис в отчаянии застонала:

— Мы любим тебя! Неужели ты никак не уразумеешь это своей тупой головой?

В глазах мистера Эстеса блеснули слезы.

— Чертовски неудачное время, чтобы узнать об этом.

— Мне следовало бы выдрать тебя, чтобы ты выжил и перестал быть таким дураком, — всхлипывала Маленькая Сис, схватившись за его уши. Лили пыталась оттащить тетушку.

В палате незаметно появилась загорелая женщина средних лет в белом халате.

— Участие сейчас не помешает моему пациенту, — сказала она, увидев Маленькую Сис, кружащей вокруг больного подобно рассерженной пчеле.

— Как он? — безнадежно спросила Маленькая Сис.

Изучив электрокардиограмму, врач, усмехнувшись, буркнула:

— Что вы ели на ленч, мистер Эстес?

— Зелень репы, горох, пшеничный хлеб. Мне хотелось жареного цыпленка, но Лили отговорила меня, сказав, что это засорит мои артерии. — Его нижняя губа дрожала. — Я уже засорился. И теперь никакой надежды. Даже если бы я съел цыпленка, было бы то же самое.

Лили нахмурилась:

— Он также съедает около галлона горячей луковой приправы.

Врач в изумлении фыркнула:

— Мистер Эстес, с сегодняшнего дня вам следует регулярно принимать лекарства от давления. У вас обычная грудная жаба. — Врач протянула Эстесу пакетик с лекарством, — Это должно вам сейчас помочь.

Эстес повернул голову.

— Что это?

— Таблетки, нейтрализующие кислоту. У вас не было сердечного приступа, у вас была изжога.

Наступила мертвая тишина. Маленькая Сис, скорчив свирепую мину, подскочила к нему и больно ущипнула.

— Ты смертельно напугал меня из-за своей луковой приправы!

— Я, я…

— И теперь опять примешься за старое и станешь таким же сукиным сыном, как и всегда!

Она повернулась на каблуках и вышла. Он молча сел на кровати. Лили дипломатично тихо протянула ему рубашку, встретив его тревожный взгляд, полный горького сожаления.

— Я как-нибудь все улажу, — пробормотал он.

Он посмотрел на Лили, словно она тоже была причиной его страдания, и резко выхватил свою рубашку.

Мяч Стивена наверняка упадет на пол, несмотря на то, что весной он пошел играть в «детскую лигу» [30]. Впрочем, заглянув в спальню, Лили его не нашла. Вместо этого послышался его тихий голос:

«Мам, почему ты все еще такая печальная?»

От страха Лили проснулась вся в поту. За окном шел дождь. Где-то в горах рокотал гром. Тревожно шумели деревья.

Боже, эта ставшая уже привычной боль не давала ей покоя. Был ли он до последнего момента в сознании под всеми этими кусками бетона? Звал ли он ее, задыхавшийся и переломанный на окровавленной груди отца?

Она вскочила с кровати и побежала в гостиную. Люпа тотчас поднялась с коврика и жалобно заскулила. Лили включила лампу, все еще дрожа и стараясь взять себя в руки. Неужели эти ночные кошмары никогда не прекратятся?

Что-то подтолкнуло ее к коробкам в углу полупустой комнаты. Она принялась неистово рыться в них, пока не наткнулась на небольшую тряпичную сумку, перевязанную веревкой. Лили безвольно опустилась на диван. После смерти Ричарда и Стивена она, зная о содержимом, не могла заставить себя взять ее в руки.

Теперь же она осторожно раскрыла ее, отклеила белый овальный пластырь и провела пальчиком по крохотным отпечаткам ног Стивена, сделанным в день выхода из родильного дома. Затем она вытащила его первый детский зуб внутри изящной эмалированной коробочки для пилюль матери Ричарда. Локон первых волос мальчика — ярко-рыжий пучок, перевязанный белой лентой.

Ее трепещущие пальцы наткнулись на подаренную Ричардом заколку. Он подарил ее во время их первой ночи. В сумке также была брошь, которую отец подарил матери, — в виде букета. Мать носила ее даже после того, как из лепестков цветов выпало несколько мелких кусочков граната.

Зная, что в сумке больше ничего не должно быть, она, нахмурившись, тем не менее продолжала шарить по дну. Она с изумлением нащупала какой-то прямоугольный предмет, не больше записной книжки, завернутый в лист бумаги и стянутый резинкой. Она несколько секунд ощупывала его, изучая твердую поверхность. Что это? Она больше ничего сюда не клала!