Дебора Смит - Голубая ива

— Я задушу эту сучку! Никому не позволю! О Боже!

— Пойдем вместе, — сказал Артемас.

Лили, какая-то опустошенная, застыла в дверях кладовой. В этот момент он любил ее больше, чем смог бы выразить словами, даже если бы представился случай.

— Поможешь? Пожалуйста.

Она кивнула.

Няня, окруженная возбужденными от злости Коулбру-ками, призналась в содеянном.

Элизабет была слишком возбуждена, чтобы расспрашивать своего сына. Надеясь, что няня лишь напугала его, Артемас нежно перенес мальчугана в детскую, заполненную самыми разнообразными игрушками, начал шутить с ним, щекотать его голые пятки. Такая забота со стороны взрослого мужчины к ребенку произвела на Лили неизгладимое впечатление. Ричарда таким она видела лишь однажды.

Артемас поговорил с Джонатаном; выяснилось, что и раньше няня неоднократно задабривала его, чтобы поиграть в свою странную игру.

Элизабет качала головой, закрыв лицо ладонями, все еще находясь под впечатлением услышанного. Джеймс покровительственно поглаживал ее по плечу, Касс сочувственно — по голове.

Слезы брызнули из глаз Лили от такого дружного участия всей семьи в страданиях одного из близких. Артемас подхватил ее под руку, и они вышли в коридор. Он ласково смотрел на нее, Лили же с негодованием вспомнила его обвинения на ступенях террасы.

— Могла бы сказать, зачем тебе Элизабет, — упрекнул он.

— Мог бы поверить мне на слово. Ты ведь думал, что Джеймс прав.

— Я думал о тебе весь день, желая видеть рядом. Ты появилась как раз тогда… — Он осекся. — Пусть все летит к черту. — Он говорил как-то невыразительно и вяло. — Ни один из нас не может отринуть свою гордость.

— По крайней мере хоть какая-то польза есть. Элизабет мне поверила, и ее дети теперь в безопасности.

— Никто и не усомнился, даже Джеймс. Спасибо, прости, что тебе пришлось столько вынести.

Он погладил ее по голове, а затем заключил ее в глубокие, удобные объятия, и она с благодарностью положила голову ему на грудь. Как хорошо — никаких фейерверков, никаких угроз, никаких вопросов.

Она обвила его руками и в течение этого короткого перемирия предавалась любви и нежности.

— Извините, — вполголоса сказал Майкл.

Лили резко подняла голову. Артемас же высвобождать ее ничуть не торопился. Майкл благоразумно отвернулся:

— Ты поговоришь с Элизабет? Нам никак не удается ее успокоить.

— Конечно, я сейчас.

Майкл кивнул и пошел обратно в детскую.

— Возвращайся, — высвободилась Лили из объятий Артемаса. — Они нуждаются в тебе, особенно Элизабет.

— А ты никогда не признаешь, что нуждаешься во мне, — бросил он с вялым смирением. — Тут наша взаимная честность кончается.

Она ничего не ответила. Он молча отвернулся. Очарование исчезло.

На следующий день Лили в тревоге выбежала из дома на лай Люпы. У крыльца стояла Элизабет. Ее белокурые волосы растрепались, а лицо раскраснелось от полуденной жары. В помятом платье спортивного покроя и белых кроссовках, она выглядела так, будто прибежала с вечеринки.

— Я предупредила дома, что прогуляюсь, — объяснила она, по-видимому, еще не совсем придя в себя от горя. — Они смотрят на меня как курицы-несушки. Думают, что у меня нервный стресс. Может быть. Может, не стоило появляться здесь без предупреждения?

— Вряд ли ты пришла, чтобы спросить разрешение, — задумчиво ответила Лили.

— Я не поблагодарила тебя за твой смелый поступок. Если бы ты действительно ненавидела нас, ты бы просто наплевала на все происшедшее.

Лили вздрогнула:

— Во-первых, я вас не ненавижу, впрочем, и в противном случае я бы не стала вымещать свою ненависть на детях. — Ее голос дрожал, подняв подбородок, она добавила: — Мне было бы приятно думать, что любой из вас сделал бы то же самое для моего сына.

— О да, конечно. — Плечи Элизабет опустились, глаза блестели от внутреннего смятения, по-видимому, она была на грани срыва.

Лили жестом пригласила ее:

— Входи. Обещаю не искушать тебя, как Кассандру, персиковой настойкой.

Элизабет колебалась.

— У меня в душе столько всего накопилось… Может, я зря пришла к тебе… посоветоваться.

— Ты наверняка можешь рассказать все своим братьям и сестрам. Ведь вы такие дружные!

— Именно поэтому я и не могу им открыться… — Она осеклась и испытующе посмотрела на Лили. — Если у тебя нет времени, я уйду.

— Нет, заходи, не стесняйся. — Элизабет, похоже, успокоилась. — Не волнуйся, все останется между нами.

Элизабет заплакала. Пройдя в дом, она присела на край дивана.

— Я считала, что нахожусь в полной безопасности, но теперь знаю, что ее у меня никогда не было. Я всегда обманывалась. Все эти годы. Я такая трусливая.

— Что ты имеешь в виду?

Ее вопрос вызвал мучительный стон у Элизабет.

— Из-за этого я прогнала своего мужа. Теперь я поняла. Я не подпускала его снова и снова, пока он не пришел в такое замешательство, что вынужден был уехать. — Она всхлипнула. — Я не позволяла ему близости. Я любила его и не хотела отталкивать, но ничего не могла с собой поделать.

Ее непонятная исповедь вызвала у Лили страх. Она обняла Элизабет за плечи:

— Но если ты все еще любишь своего мужа…

— Люблю. Но в том, как я с ним обращалась, было что-то неподвластное мне… неподвластное до сих пор. — Она вдруг схватила руки Лили. — Поклянись, что никому не расскажешь! Я умру, если об этом узнают в моей семье.

— Даю тебе слово.

Элизабет закрыла глаза. Затем со стоном прошептала:

— Вчерашний день снова поверг меня в ужас, который теперь довлеет надо мной.

— Какой ужас, Элизабет?

Ее глаза открылись — темные и бездонные.

— Мой отец. Он использовал меня. Изнасиловал, когда я была ребенком.

В смятении она приникла к Лили и вздрогнула:

— Правда! Только не говори никому. Наконец-то я решилась рассказать об этом.

Элизабет трясло, по спине Лили пробежали мурашки.

— Когда это началось?

— Мне было около семи.

— Элизабет, прости, прости.

— Бедный Артемас… я забиралась к нему в кровать, чтобы спокойно спать по ночам. Он не знал; он смущался, заставлял меня прекратить это, но если бы он узнал, что творит со мной отец…

Элизабет сникла. Лили принялась баюкать девушку, словно она все еще была убитым горем ребенком. По многим причинам так оно и было.

Да, Артемас посвятил себя тому, чтобы защитить своих братьев и сестер от беспечной жестокости родителей. Пожалуй, Артемасу действительно лучше не знать о том, что случилось с его сестрой.

Лили глубоко вздохнула:

— Сколько времени это продолжалось?

— Долго. Пока мой отец не у-умер. — Ее тело судорожно вздрагивало. — Я думала, что навсегда избавилась от этого кошмара. Я хотела забыть, что он проделывал то же самое с другими девочками. В колледже я почти забыла обо всем, поскольку была убеждена, что это не имеет никакого значения. Но, впервые переспав с мужчиной, я поняла, что никогда не стану нормальной. Секс мне казался ужасным и отвратительным. Я притворялась, что получаю наслаждение, но от этого мне становилось еще хуже. Решив, что никогда уже не избавлюсь от этого чувства, я приняла горсть пилюль, пытаясь умереть.