Осуждённые грешники (ЛП) - Сомма Скетчер
Я хмыкаю, но все равно засовываю деньги в лифчик.
— Ты плохо на меня влияешь, Нико.
— Делай, как я говорю, а не как я поступаю, Малышка Пенн, — парирует он, и в его грозово-серых глазах вспыхивает огонек. — Хотя, если серьезно, то знаю, ты сказала, что не хочешь работать в Лощине, но если тебя действительно уволят, у меня есть для тебя идеальная работа.
— Не буду вешать тебе лапшу на уши. Я очень плоха в работе барменом, — я показываю ему рецепт, написанный на моем запястье размазанными чернилами. — Видишь?
— Я вижу, как минимум по цвету этого мохито. Он не должен быть коричневыми, ты в курсе? — он соскальзывает с табурета и стучит костяшками пальцев по барной стойке. — Это такая работа, которая, как мне кажется, будет интереснее для тебя, нежели гостевой бизнес, — он смотрит на свой сотовый в руке. — Увидимся на рождественской вечеринке для сотрудников, хорошо? Тогда мы сможем обсудить все подробнее.
Лениво махнув рукой через плечо, он прикладывает телефон к уху и исчезает в соседней комнате.
Я обдумываю его слова. Чем, черт возьми, я могу заниматься в Лощине, кроме как работать в гостевом бизнесе? Весь город — одна большая пещера, полная покерных игр и вечеринок. Там, конечно, есть шикарная академия, но я сама даже школу не закончила, так что сомневаюсь, что смогла бы в ней работать.
Прежде чем я успеваю придать этому большое значение, в баре звонит телефон. Рассеянно я поднимаю трубку и зажимаю ее между ухом и плечом.
— Да?
Бархатный протяжный голос Рафаэля струится по линии и ласкает мою щеку.
— А, это как раз та маленькая поджигательница, которую я искал.
Мое сердце замирает в ожидании следующего удара, и я сжимаю трубку, пытаясь сохранить бесстрастность.
— Еще водки в твой кабинет, босс? — сладко говорю я. — Или шалфея для отпугивания злых духов?
В трубке раздается смешок.
— Нет, Пенелопа. Только тебя.
Щелк.
Желудок сжимается, я смотрю на трубку, прежде чем с обреченным вздохом повесить ее обратно.
Рафаэль хочет видеть меня в своем кабинете? Это не может быть хорошо.
Непрекращающийся шторм сотрясает кремовые коридоры, дождь стучит в иллюминаторы, словно пальцы, отчаянно требующие моего внимания. В каждой комнате, через которую я прохожу, звук становится тише и громче от нервного ожидания.
Оказавшись за дверью кабинета Рафаэля, я делаю глубокий вдох и стучу. Никакого ответа не следует. Я стучу снова, чуть более настойчиво, но тишина непоколебима.
Раздражаясь, я толкаю дверь плечом и тут же жалею о своей поспешности. Воздух здесь ощущается по-другому. Слишком прохладно для комфорта, слишком тихо для умиротворения. Присутствие Рафаэля, сидящего в кожаном кресле за письменным столом, просачивается сквозь его идеальные поры и обвивается вокруг моей шеи и запястий, словно шелковые цепи.
Инстинкт самосохранения заставляет меня схватиться за дверь.
Воображаемое шипение рулетки и звук удара игральных костей о стол заставляют меня захлопнуть дверь пяткой босой ноги.
— Ты хотел меня видеть, босс?
Освещенный лишь неярким лунным светом, пробивающимся сквозь залитое дождем стекло, жесткие линии силуэта Рафаэля неподвижны. Движется только его взгляд, скользящий от золотой покерной фишки в его руке к моему лицу. Он чернее чернил. Безнравственен. Внезапно тишина наполняется жаром, пронизывающим морозный воздух и покрывающим волдырями мою кожу.
Я зарываюсь пальцами ног в плюшевый ковер, чтобы не свернуться калачиком.
— Не хочешь ли ты сыграть со мной в игру, Пенелопа?
Игру?
— В какую игру?
— Орел или решка. Классика всегда самая лучшая, не так ли?
Его глаза вспыхивают лукавым весельем, а мои стараются изобразить безразличие.
Я делаю шаг вперед, сокращая расстояние между собой и опасностью.
— А что насчет ставки?
Мой взгляд прослеживает, как его рука тянется к хрустальному бокалу на столе. Когда он делает глоток, и прозрачная жидкость, и циферблат его наручных часов поблескивают.
— Ты выигрываешь — я тебя поцелую. Я выиграю — ты меня поцелуешь.
Моему разуму эта идея не нравится. Учитывая шансы один к двум и миллион несуществующих долларов на кону, я была бы идиоткой, если бы согласилась, независимо от того, какой горячий сейчас кулон вокруг моей шеи.
А вот мое тело…
Пространство между моими бедрами сжимается от одной мысли о том, что его губы прижаты к моим. У меня слюнки текут от восторга от такой рискованной авантюры.
Чувствуя, как безрассудный туман пронизывает мои кости и подстегивает меня, я кладу руки на его стол и наклоняюсь над ним.
— В чем подвох?
Его взгляд горяч и непримирим, он прослеживает изгиб моей шеи и останавливается на моем кулоне.
— Никакого подвоха.
— Тогда решка, она никогда не подведет, малыш.
Эта фраза вылетает у меня изо рта и рассекает тяжёлый воздух между нами, прежде чем я успеваю ее остановить.
Он продолжает смотреть на мой кулон, и на его губах медленно растягивается дьявольская ухмылка. Эти ямочки углубляются от озорства и чего-то неприличного.
Мое сердце учащенно бьется, когда он достает пенни из кармана брюк. Кровь шумит у меня в ушах, когда он балансирует ею на тыльной стороне большого пальца.
Он быстро смотрит на меня, и когда он щелкает, подбрасывая, я чувствую это на своем клиторе.
Все замедляется, кроме моего пульса. Один оборот. Два оборота. Три. Я могу сосчитать каждое вращение монеты, когда она падает на стол.
Звон меди о дерево оглушителен.
Она приземляется между стеклянным стаканом и пресс-папье. Затаив дыхание, я наклоняюсь и смотрю на нее. Рафаэль не беспокоится, он только откидывается в кресле, проводит двумя пальцами по губам и изучает мою реакцию.
Решка.
Смесь из возбуждения и облегчения захлестывает меня с такой силой, что у меня подгибаются колени и гудят кончики пальцев.
Маниакально смеясь, я отталкиваюсь от стола и расхаживаю по кабинету, словно он принадлежит мне. Не знаю, от чего я в восторге: от мысли стать внезапным миллионером или узнать, каков на вкус язык Рафаэля.
Черт, да кого я обманываю?
— Миллион долларов. Ух ты. Может быть, я куплю себе яхту, поставлю ее на якорь вон там, — я жестом указываю на темный океан за окном, — и буду направлять лазерный луч в твой кабинет каждый раз, когда ты будешь пытаться работать, — моя рука скользит по шелковистой занавеске. — Или я скуплю все булавки для воротников в мире, и тебе придется вернуться к ношению скучных старых галстуков.
Я оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Рафаэлем. Он
