Если бы - Оксана Фокс
Вздохнув, она отвернулась и натолкнулась на всепонимающий взгляд поверх очков. Неровный свет подстегнул воображение: показалось – тени бросились в складки у плотно сжатого рта, искривив гримасой.
– Ты закончил с отчетом?
– Почти.
Лина натянуто улыбнулась, пытаясь распрямить плечи под грузом сожаления и вины. Как прекратить это безумие? Она понимала, что могла любить Яна, встреть его раньше, до того, как в груди разрослась бесплодная пустыня. А теперь? Теплые чувства к мужу, заставляли терзаться двойным стыдом, словно она предавала сразу двоих. Но, горькая ирония заключалась в том, что никто из мужчин не претендовал на ее чувства. И время, на которое она уповала, тоже предало ее. Трещина, которую она обнаружила в Мадриде, расширялась с каждой минутой. Непрерывно занятая гостями и посиделками с Натали за полночь, Лина только недавно обнаружила, что спит одна. Она даже не запомнила день, когда муж перебрался во вторую спальню.
Сколько это длиться? Она заглянула в тёмные глаза, которые уже опускались к линиям чертежа и колонкам цифр. Сколько?! Хотела крикнуть, но вместо этого, беспокойные пальцы отыскала золотой шнурок, что сдерживал тяжёлые ярусы штор, и яростно затеребили.
– Наверное, я уже пойду наверх…
– Конечно, – кивнул Олсен.
Пересекая комнату, Лина двигалась осторожно, старалась ничего не задеть, почему-то смутно видя очертания двери. Обхватив массивную бронзовую ручку, она обернулась, вложив в голос мольбу:
– Ты прийдешь… ко мне?
– М? Нет. Не сегодня. Последнее дни я беспокойно сплю – не хочу тебя тревожить. Отдыхай дорогая, доброй ночи.
Лина с минуту смотрела на мужа: он не изменил позы, не поднял головы, казалось, Ян уже забыл о ее присутствии. Тихо прикрыв за собой дверь, она побрела по нескончаемом коридору.
Глава 22
Порывы юго-западного ветра мелко секли особняк на возвышенности. Его резкие очертания царапали бледное небо. Казалось, старый фундамент вгрызся в промёрзший известняк и чуть постанывал, удерживая тяжелые этажи и громоздкие четырехскатные крыши. Невзирая на теплую зиму и цветущие крокусы, что яркими пятнами сбегали с холма, дом сковал арктический холод: мерзли каменные стены и хозяева в жарко натопленных комнатах.
Лина оставила автомобиль на подъездной дороге. Заглушив двигатель, она устало поднялась на крыльцо. Вместе с куратором и дизайнером новой галереи в Лондоне, они вчера допоздна готовили выставочный проект молодого постимпрессиониста из Индии, стипендиата манчестерского университета искусств. Муж настоял, чтобы Лина не вела машину ночью, а переночевала в лондонской квартире. Вздохнув, она толкнула дубовые двери. На новом месте выспаться не удалось: едва прикрыла глаза, как зазвонил будильник, и сто тридцать миль, без остановки, показались вечностью. Поясница и плечи затекли, Лина с трудом сдерживала зевок, здороваясь с дворецким:
– Мистер Олсен дома?
– Да, мадам.
– Он ничего не передавал?
– Нет, мадам.
Найджел принял пальто, постоял ожидая указаний, и не получив, растворился в глубине холла. Лина сняла с крючка легкую парку, которую надевала, выходя в сад, просунула руку в рукава и вошла в большую гостиную. Белесый пар зависал у лица и рассеивался. Ступая по скользкому паркету, натертому на зиму воском, она поборола желание разогнаться и прокатиться, словно по льду. Слабо улыбнулась, представив, как вытянется и без того длинное лицо дворецкого. Скрученные персидские ковры подпирали стены с бледными пятнами над деревянными панелями, следами от снятых картин. Острова зачехленной мебели, возвышались серыми верхушками айсбергов. Комнатой с пятиметровыми потолками перестали пользоваться: долго протапливать и сложно удерживать тепло, мгновенно ускользающее по лестнице на открытую галерею второго этажа и тающее в высоких стрельчатых окнах. Сюда входила лишь воскресная уборщица, которая заменила внучек Ханны и Найджела – девушки отправились на каникулы к родителям в Ливерпуль. И ещё, она.
Напротив эркера, заслоняя свет, стояла огромная ель, доставленная из лесного питомника длинномером. Протянув руку, Лина сжала в ладони иголки, пожимая колючие растопыренные пальцы. Казалось, еще вчера, они с болтушками сёстрами, похожими одна на другую россыпью веснушек, наряжали пахучую красавицу. Скупили гирлянды мишуры и новогодних игрушек, со всех магазинов и уличных лотков графства, и три дня украшали дом. Повесили пышный венок омелы на входную дверь, а веточками увили арки и проходы. Развесили разноцветные лампочки на фонарных столбах и в саду на деревьях. Столько хлопот...
Лина не заметила, как наступило Рождество, а за ним Новый год. Она приходила к ёлке по инерции, вдохнуть терпкость хвои – уютный запах детства. Словно ребёнок, всё еще, надеялась обнаружить подарок... Разомкнув кулак, она выпустила скомканную лапу. Ветка дернулась и закачалась. Застучали хрупкие шары. На паркет посыпались сухие иголки и пыльные ошметки искусственного снега. Запах детства исчез. Лина больше не могла вспомнить его смоляной аромат: он умер. И подарки давно вручены. В кармане джинсов пальцы коснулись гладкой поверхности брелока от жёлтого Бентли Континенталь. Дорогой подарок пригнали из лондонского автосалона и аккуратно загнали в гараж задолго до Рождества. Ян отметил календарное наступление праздника кивком. После традиционного ужина с фаршированной индейкой и сладкими пудингами, он закрылся в кабинете, где всё чаще завтракал и обедал за рабочим столом. Неизменный пятичасовой чай, теперь Ханна приносила ему в комнату.
– Не хочу отвлекаться. Накопилось много дел, – пояснил муж и заперся на ключ.
Последний раз, окинув взглядом разряженную ель, Лина подумала – нужно ее выбросить, пока та не превратилась в прах, и не испортила оберегаемый Найджелом мозаичный паркет. Лина вышла из гостиной, сомневаясь, что Ян заметил дерево или убранство дома, в комплекте с грустно сияющим двором.
Шагая длинным коридором на кухню, Лина мысленно составляла для Ханны список покупок. Полоска света у порога кабинета, подтверждала слова дворецкого: Ян дома. Живя под одной крышей, они умудрялись не встречаться по несколько дней. Исчезли краткие столкновения в столовой или на лестнице. Мимолетно взглянув на плотно прикрытую дверь, Лина больше не страдала. Она перестала тревожить мужа по мелочам, привыкла занимать себя делами и решать хозяйственные вопросы самостоятельно.
Переодевшись в старые джинсы и свитер, Лина села перед мольбертом в просторной студии, отведенной на чердаке. Посмотрела на тщательно прогрунтованный и натянутый на подрамник пустой холст. Подняла глаза к мятым эскизам, пришпиленным разноцветными кнопками к стене. Дневной свет свободно проникал сквозь незанавешенные узкие окна. Неровные светлые пятна легли
