Людмила Молчанова - Научи меня
- Это все?
Катя вытаращилась на него.
- Тебе мало?!
- Ответь мне на один вопрос. Ты только из-за этого мне месяц нервы трепала? Или есть что-то еще?
Захотелось снова обиженно расплакаться. У него все так просто, легко выходило, как будто это не неизлечимая болезнь, а что-то такое обычное и незначительное. Как весенний насморк, который проходит через три дня.
- Я не трепала нервы. Я о тебе беспокоилась.
- Из-за этого значит, - пробормотал Мишка себе под нос и неожиданно встряхнул ее, крепко обхватив за плечи. - Я тебя последний раз предупреждаю - перестань мучить меня и себя. Если есть проблема - мы будет ее решать. Вместе. Захочешь детей - будут дети. Не захочешь - не будут. Только пока рано об этом говорить.
- Ты сейчас серьезно?
Подольский не ответил. Придвинул к себе красный будильник, посмотрел на время, а потом поднял ее на ноги.
- Пойдем отдохнем пока. Время еще есть. Ты сегодня работаешь?
- Нет, - она послушно поплелась следом, в совершеннейшем шоке и ступоре от состоявшегося разговора. Что это было сейчас? - Я сегодня и завтра дома.
- Отлично. Утром проснемся и будем переезжать. Давно надо было.
- Куда?
- Ко мне. Во-первых, мне здесь тесно.
- А во-вторых?
- Во-вторых, я загородом живу. А врач сказал, что Кириллу полезен будет свежий воздух.
- Миш...
- Утром все, Кать, утром, - он ее подтолкнул к кровати и начал раздеваться. - Я ночь не спал. Будь человеком, нам через три часа вставать. Где мои тапки?
- В шкафу, за левой створкой.
Он еще минут пять бурчал из-за того, что "все вещи спрятала и рассовала", но Катя его почти не слышала. На словах про совесть она заснула.
Глава 18
Миша замер, стараясь не шевелиться и не будить Катю, которая доверчиво уткнулась ему в плечо и сладко посапывала. Даже во сне она выглядела вымотанной и обессиленной, как будто тонны грузов тягала на себе. Под глазами явственно виднелись темные круги, а около губ залегли неглубокие, но заметные морщинки усталости. Раскаянье и стыд за свою несдержанность накрыло его с головой.
Не нужно было так уезжать, срываться...Надо было сразу поговорить, все выяснить и прояснить, оставив все волнения и тревоги позади, или хотя бы разделив их между собой. Конечно, он злился на нее. Злился за ее за подозрительную скрытность, за недоверие, за замкнутость, за то, что все время отгораживалась от него, а он не мог понять, в чем дело и что идет не так.
Мишке всегда было одному комфортно. Он, конечно, слышал о том, будто с возрастом накатывает одиночество и появляется желание иметь свой дом, семью, тепло домашнего очага. Но если честно, ему и без всего этого жилось крайне спокойно и комфортно. И если бы не Катя с Кириллом, он бы и дальше жил также спокойно, как и раньше.
Кирилл и Катя странно, вроде бы незаметно проникли в его мысли, душу и уже не доставало этих гипотетических вещей, без которых он раньше обходился. Именно их тепла, нежности и семейности. Других он не хотел.
Паренек мелкий тоже забавный. Мишка сначала, конечно, смущался от такого обильного внимания и обожания со стороны Кирюхи, но потом как-то привык, освоился и почувствовал собственную важность и нужность. И ответственность за этого ребенка. Поэтому диким казалось теперь его предать или разочаровать. Как можно разочаровать человека, который безоглядно тобой дорожит?
Когда Подольский ночью увидел задыхающегося Кирилла, внутри что-то замерло, застыло от ужаса картины, но он тут же взял себя в руки. Нет ничего такого, с чем нельзя было бы справиться. Главное, желание. И Мишка во что бы то ни стало решил сделать все, чтобы ни Кирюха, ни его упрямая, своенравная тетка больше не страдали и просто радовались жизни. Как бы он до сих пор не злился на Катю, он все равно не мог ее не уважать. Она была борцом, бойцом по натуре. Закалилась, привыкла. И многое ей становилось не по силам, но упрямица, как глухой ослик, тянула на себе все свои проблемы и заботы, не принимая его, Михаила, во внимания.
Но так дела оставлять нельзя. Катя, конечно, боец по натуре, но с ее упрямством нужно что-то делать, иначе она сама себя угробит. И если единственный способ повлиять на девушку - применить силу и начать стучать кулаками по столу, что ж, придется стучать, хотя Мишке такое, честно говоря, претило. Но если надо вести себя как сегодня ночью - он будет так себя вести.
Миша аккуратно переложил Катюшкину голову со своего плеча на подушку, убрал ее руку со своей груди и потихоньку встал, стараясь ее не тревожить. У Кирилла в комнате было по-прежнему тихо, наверняка парень без сил спит после тяжелой ночи, но Подольский все равно хотел зайти и проверить его.
Натянул одежду, сунул ноги в тапки и почти на цыпочках вошел в детскую, глядя на бледного спящего ребенка. Миша до сих пор затруднился бы ответить, почему он в середине ночи рванул и приехал сюда.
Вообще, вся эта неделя без них выдалась тяжелой, мрачной и ненавистной. Он сильно злился и приходил в неистовую ярость от Катькиного поведения. Первые два дня вообще пил, причем как-то незаметно. Брал бутылку, чтобы скоротать время, а через несколько часов уже сидел пьяный в хлам. Когда злость и обида отступали, приходили безрадостные мысли сожаления, кружившие у него в голове подобно хищным стаям стервятников, ожидающих, когда он даст слабину и сдастся. От этого Мишка еще больше злился, позволяя темной волне захлестнуть его с головой. Пытался и в работе забыться, и в выпивке, но только ничего не помогало.
В эту ночь - как и в предыдущие без Кати - ему не спалось. Не мог заставить себя лечь в холодную постель с накрахмаленными простынями и уснуть. А очередная бутылка - не вариант. В конце концов, живой пример отца, по-прежнему ярко сохранившийся в памяти, покидать мужчину не собирался. Миша понимал, что бутылка - не выход. Да и, казалось бы, из-за чего так убиваться и расстраиваться. Из-за того, что оказался ненужным? Досадной помехой, от которой невозможно избавиться? Он был в тягость, Подольский не мог это не чувствовать, и сам на себя досадовал из-за того, что не мог развернуться и спокойно уйти.
А сегодняшней ночью стало тяжело, как никогда. Мишка себе места найти не мог, постоянно его что-то вынуждало выйти на улицу. Подольский никогда не был сильно верующим человеком, но уже потом, когда приехал к Кате, задумался над тем, что же все-таки это было? Предчувствие? Интуиция? Он понятия не имел. Но благодарил того или то, что заставило его приехать. Словно ноги сами сюда несли.
Кирилл зашевелился, всхлипнул во сне и перевернулся к нему лицом. Ресницы затрепетали от света, падающего на бледное лицо. Через пару минут уже проснется, понял Михаил и осторожно опустился на край кровати, отодвинув одеяло.
