Людмила Молчанова - Научи меня
- Нет.
- Екатерина Павловна, мы могли бы помочь. У нас есть детский психолог, она могла бы поговорить с Кириллом, позаниматься им.
- В этом нет необходимости, - безапелляционно отрезала девушка и поднялась, стиснув в руках сумочку. - У нас в семье все прекрасно. А с племянником я поговорю сама. Больше такого не повторится.
Женщина недовольно на нее взглянула из-под бровей, явно неудовлетворенная разговором, но понятливо кивнула и попрощалась.
- Кирилл, ты зачем подрался? - в центре и по дороге Катя ничего выяснять не стала, тем более племянник выглядел расстроенным и потерянным.
- Я за дело.
- Ну за какое такое дело?
Он громко шмыгнул носом, но промолчал.
- Они первые начали, - не выдержав молчания, выпалил ребенок. - Я не виноват.
- Что они начали? - она посадила его к себе на колени и обняла. - Что они начали, Кирюш?
- Они сказали, что я врун, - опять зашмыгал носом Киря.
- Глупости! Зачем ты на эти глупости обращаешь внимание? Тем более, драться полез. Чудо мое в перьях, - устало вздохнула девушка, почувствовав, как тонкие ручки обвиваются вокруг ее шеи. - Горе луковое.
И хотя ребенок клятвенно пообещал больше не драться, лучше не стало. Воспитательница по-прежнему жаловалась, и если не на драки, то на что-то другое. Сам малыш замкнулся в себе, перестал расставаться с игрушечной машинкой и почти не разговаривал. Все игрушки, подаренные ему Мишей, он сложил в неаккуратную кучку у кровати и не разрешал ей их трогать. И ждал, прислушиваясь к шорохам и шагам в подъезде. А у нее смелости не хватало сказать ему, что Подольский насовсем ушел, навсегда. И больше не появится.
Как она Кириллу в глаза посмотрит?
С каждым днем становилось только хуже. А апогей их "хуже" пришелся как раз на эту ночь.
Катя резко открыла глаза и, не дыша, прислушивалась к тишине квартиры. Мерно тикали часы, но было что-то еще, к чему она за столько лет привыкла и просыпалась уже на автомате. Возможно показалось, но все-таки...
Из детской раздался надсадный, хриплый кашель, заставивший ее взлететь с кровати и в одной рубашке помчаться в комнату. Ударила по выключателю и поморщилась от яркого света. Но не это сейчас волновало в первую очередь.
Кирилл, приподнявшись на локтях, пытался сесть и вдохнуть больше воздуха. Грудь ходила ходуном, сам ребенок тяжело и часто вдыхал, но воздуха по-прежнему не хватало. В его глазах заблестели слезы беспомощности и страха.
- Тихо, мой сладкий, - пытаясь справиться в вроде бы привычным страхом, Катя трясущимися руками потянулась за ингалятором. Помогла Кириллу сесть прямо, поддержала его за спину. Тот кулачком уперся в грудь и умоляюще на нее посмотрел. - Все будет хорошо, мой хороший. Сейчас пройдет.
- Тяжело... - прохрипел Кирюша и снова поверхностно, часто задышал.
- Сейчас пройдет, - повторила Катя. - Потерпи, родной.
"Сейчас" не прошло. Уже пошел второй час, как Кирилл свистяще, сипло дышал, не в силах сделать выдох. На висках проступили синие вены, сам малыш побледнел и покрылся испариной. Катя его поддерживала, успокаивала, лекарство давала, делала все, что должна была делать, но кашель не проходил. И не собирался.
Ее пробрал липкий, противный ужас, сковывающий ее по рукам и ногам. Так долго это никогда не длилось. Ни разу. Грудная клетка вздулась, и Кирилл морщился, прижимая руку к груди.
- Больно? - он кивнул и снова поморщился, пытаясь выдох сделать.
Она видела, что Кирилл начал как-то носом клевать и явно сползать все ниже и ниже. С ужасом чуть качнула его. Тот глазки раскрыл пошире, сквозь нее посмотрел, и опять начал засыпать.
- О господи.
Катя растерялась и не могла взять себя в руки. Как могла - помогала. Все, что умела - делала. Но с таким никогда не сталкивалась. За считанные секунды добежала до телефона, и пока бежала, Кирилл, оставшийся без ее поддержки, начал заваливаться в бок.
Что ей делать??? Она не знала куда кидаться. Руки тряслись. Случайно прикусила губу, но даже не почувствовала. Кому звонить? Катя сильно дернула себя за волосы, чтобы не впадать в панику. Боль отрезвила и отодвинула панику в сторону.
Что будет, если она не справится? Сделает что-то не так? Катя как никогда остро почувствовала, насколько слаба и беспомощна. Одна.
Словно в ответ на ее мысли в замке завозился ключ, не сразу попав в замочную скважину, и дверь распахнулась. На порог детской, не разуваясь и не раздеваясь, влетел Подольский и взглядом выхватил Кирилла и ее, стоящую на коленях у его кровати.
- Что? - рыкнул Миша.
Не время было расспрашивать, как и почему он здесь. Катя об этом в тот момент не думала.
- Приступ, - заикаясь, выдохнула девушка.
Мишка с каким-то шоком и решимостью посмотрел на Кирю, который его поначалу даже не заметил.
- Звони в скорую, - и тут же уточнил. - Платную. Телефон знаешь?
Она покачала головой и вцепилась в трубку. Мишка кинул ей бумажник.
- Визитка там. Ищи, - когда она замешкалась, мужчина прикрикнул: - Быстрее!
Его окрик подействовал на нее как ушат холодной воды. Она быстро и деловито открыла бумажник, уронила какие-то карточки, деньги, полетели на пол визитки. Подольский приблизился к кровати и присел на корточки. Наклонился, так чтобы оказаться перед Кириным лицом. Только тогда Кирилл его заметил.
- Миша приехал, - выдохнул Кирилл и снова засипел. - Катя, Ми-ша...
Сквозь пелену слез все номера и имена разъезжались перед глазами.
- Хорошо, солнышко. Это хорошо.
- Я же говорил...ты...
- Я приехал, - прервал Подольский ребенка, которому каждое слово с трудом давалось. - Катя! - с нажимом повторил Миша.
- Звоню.
Скорая приехала через пять минут. Катя хотела поддержать племянника, но Подольский вызвался сам. Ей оставалось только показать как.
Зашел статный, пожилой мужчина с девушкой и сразу направился в комнату. Следующие двадцать минут превратились в ад ожидания. Врач задавал Кате разные вопросы, она на автомате отвечала, дрожа как осиновый листочек на ветру. Зубы от волнения громко стучали, выбивая почти четкий ритм.
- Карточка его есть? - бросил врач.
Катя рванула в комнату и притащила толстую карту. Отдала врачу и застыла рядом, по-прежнему неистово содрогаясь. Мишка подошел сзади и прижал к себе спиной, заключая в тепло своих объятий. От всего произошедшего в последние дни, от той беспомощности, которую ощущала сейчас, от страха одиночества, вновь вернувшегося в ее сердце, когда Подольский ушел - Мишка ее своими руками сейчас огородил от всего. Она спиной чувствовала мерное, спокойное тепло его тела и успокаивалась сама, наконец-то позволив это себе.
