Отблеск миражей в твоих глазах (СИ) - De Ojos Verdes
Признания её бесхитростные — крупнокалиберным на поражение.
«…клянусь, я сожгу Вас самолично…».
Защита её свирепая — контрольным наповал.
«…только любить, нянчиться и выполнять все капризы».
Забота её — патокой медовой по шрамам.
Она голыми руками к ранам моим, не боясь заражений, прикасалась. Гниль выкачивала из меня, теплотой своей залечивая.
Ныряла в мою бездну без страховки.
И покоряла пустоты, покоряла…
Вера в меня, доверие, поддержка.
Мелкая такая, а по факту — целый космос.
Разрывает… блядь… меня разрывает от неё… Молотит, крушит, в клочья разматывает.
Умру, если не окажусь в ней… пиздец как нуждаюсь в тактильной сцепке.
Хочу. Всю хочу. Умом. Телом. Душой. На каждом уровне.
Жму к себе неистово и рассекаю толщу широкими шагами, насколько это позволяет сопротивление. К берегу добираюсь спринтером, но дождь успевает смыть с нас морской налет. Несусь с Шипучкой на руках к машине, дверь кое-как распахиваю, опускаю девчонку на заднее сидение и сам следом запихиваюсь.
Хватаю клетку кролика и небрежно перебрасываю вперед.
Прости, пушистая недоросль, не до комфорта твоей тушки…
Рычаги дергаю, отодвигая кресла, высвобождаю нам площадь для маневров.
— Моя безбрежная, — шелестом высекаю, избавляя её и себя от лишних тряпок. — Как люблю…
Лус помогает, с трудом стягивая прилипшие слои немногочисленной одежды. Длинные волосы водопадом нас окутывают.
Торчу от идеальной наготы перед собой. Слепит меня своими точеными изгибами, завораживает невъебенно.
Тормоза к хуям.
Запах Шипучки будоражит рецепторы, внутренности заражает лихорадкой. Агрессивным желанием пах окатывает до боли.
Поглощаю девчонку жадным взглядом. Хапаю её тремор, жру первую робость в глазах. И развращаю, лапами жамкая сочные округлости.
Устраиваюсь, откидываясь на спинку, и тащу Лус на себя. Стоит ей только оседлать мои бедра, молниеносно сминаю ягодицы, направляя её на стоящий колом член.
Насаживается размеренно, осторожничает. Не дышит.
Когда окончательно смыкаемся, меня коротит. Воздух в груди стынет. Эмоции орут. Между ребер — залпы.
Шипучка начинает степенно двигаться. В глаза мне смотрит преданно. Ищет мои руки, переплетает наши пальцы. Подстраиваюсь под заданный темп. Схлестываемся зрительно. Будто намертво. Никак не оборвать визуальный контакт. Наматываем сантиметры между нами вот-вот бахнущим тротилом. Девчонка, сама того не осознавая, опасно плещет сверху разрядами — накаляет атмосферу сексуальными вздохами.
Меня удовольствием простреливает от каждого её приглушенного стона.
Скрепляемся сильнее.
Охуенно…
Стекла в машине запотевают. Поддаем жару священным трением тел. Шарашит от нас знатно. Сгораем друг в друге.
— Я люблю тебя, — её молитвенный шепот греет ухо. — Барс, я тебя очень, слышишь?
Беспомощно падает щекой мне на плечо, не вывозит передоза сокрушительной силы, что породили на двоих.
Слегка поворачиваю голову и нахожу эти колдовские губы, давно пленившие меня безвозвратно. Целую мягко, вторгаюсь бережно. Прижимаю к сердцу, по тонкой спине провожу одним слитным успокаивающим движением. Безмолвно вытравливаю из неё испуг.
Доверяет.
Перегруппировываюсь и сам снизу дожимаю несколькими фрикциями, добывая наше наслаждение.
Реальность схлопывается.
Только я и она.
Настоящие соитие, тотальное.
Сознание троит.
Ощущаю, как по её телу проносится судорога, затем частой пульсацией сокращается плоть, туго сдавливая член интимными мышцами. Сука, до искр под моими веками.
Срываюсь следом, выплескиваюсь в нее невиданными зарядами, выжимаюсь ментально.
Стонем, хрипим, задыхаемся. Но поцелуй не обрываем.
Это чувство целостности, оно нас рвет, издирает. В щепки, блядь. И возносит. Оба знаем — значимее ничего нет и не будет. Делим сокровенный момент. Мучительный… ранимый трепет.
Отныне мы — контаминация[1].
Пристегиваюсь к действительности, когда ощущаю озноб Лус.
Непогода за окном поутихла, хоть дождь пока накрапывает. В салоне холодно. Мы, пусть и жмемся друг к другу, но уже давно сидим неподвижно. Мелкая так сладко сопит мне в скулу, а я так уютно наглаживаю её по спине, что совсем не хочется размыкаться.
Приходится.
Подаюсь вперед, хватая пачку салфеток.
Шипучка ойкает и выдыхает дробно, я ведь всё еще в ней…
Резко даю заднюю и заглядываю в расширившиеся глаза.
Как же гасят они меня в ноль. Стирают границы восприятия, и я глючу, подвисая на золотистых крапинках.
— Да… — подтверждаю неозвученную мысль девчонки, усмехаясь однобоко. — Мы продолжим, но не здесь. Хочу тебя распять на кровати.
Чувствую её предательские мурашки, самого потряхивает от слайда в башке.
— Сейчас подыщем подходящий отель…
Всё равно планировали остаться до завтра. А у меня кровь пузырится в кумаре возбуждения. Это какой-то трэш. Маньячелло в отвязе, блядь. Да я еле себя сдерживаю, чтобы не наброситься на неё и сожрать…
Аккуратно поднимаю Лус, придерживая за талию. Разъединяемся, оба не скрываем разочарованный вздох.
— Героически спасаю тебя от изнасилования, Шипучка… Чтобы потом качественно надругаться в каждой позе.
Смеемся. Кулачком мне в грудь толкается.
Она приводит себя в порядок, а я выныриваю наружу, чтобы убрать ошметки нашего несостоявшегося пикника. Завязываю в авоську плед с содержимым и несу к мусорному баку на въезде. Выбрасываю без грамма сожаления.
Завожу мотор и врубаю обогрев на полную. Одежда неприятно липнет к мокрой коже. Не заболеть бы.
Выруливаю с пляжа, отметив на карте ближайшую пристойную ночлежку.
Через двадцать минут заваливаемся в гостевой домик, регистрируемся на ресепшене. Администратор предлагает лучший номер с видом на море. Берем.
— Только у нас с животными нельзя, — надувает губки и стреляет в меня кокетливым взглядом.
Поднимаю клетку с кроликом выше и вздергиваю бровь в неверии.
— Животными? Разве это животное? Так… брелок на ключи.
Улыбка не заставляет себя ждать.
Очаровываю девушку своим природным обаянием и добиваюсь согласия на несанкционированный провоз пушистой контрабанды.
Молча поднимаемся.
Лус подозрительно притихшая. Как только оказываемся в номере, раскрывает чемодан, срывает первую попавшуюся вещицу и несется в душ. Я — следом. А там, сука, заперто! У меня вигвам в штанах дымится, а эта химера замки забивает, мать твою!
Целых полчаса, блядь! Полчаса жду её выхода, как пришествия Христа-Спасителя.
Шипучка вплывает в комнату с полотенцем на голове и невозмутимо шествует к окну, оценивая вид.
Щурю на неё глаза в раздражении, но без единого слова чапаю в ванную. Максимально быстро контачу с водой и нетерпеливо несусь обратно.
Лус стоит там же. Разворачиваю к себе и тянусь ко рту.
А она в сторону съезжает.
— Не понял?..
Грозно сводит брови и палит в меня гневно. Вырывается.
Фигачу системный поиск. Что не так?..
— Ты… пиздец… ты ревнуешь, что ли? — смешком давлюсь.
Поджимает губы, продолжая брыкаться.
Шипит, как кошка, когда расплющиваю на своей груди.
— Я ей улыбался, чтобы она твоего Диего не оставила на произвол судьбы.
— Бедненький, это же такая инквизиторская пытка для тебя… Наблюдала за твоими страданиями и обливалась слезами.
В голос ржу от её потуг освободиться.
Изворачиваюсь и всё-таки чмокаю в сердитые губы. Задеваю указательным пальцем подбородок и заставляю посмотреть на меня.
— Прекрати, ну… — носом трусь о нежную щеку. — Ты агришься, дуешься, а мне хреново без тебя. Душа — выжженная пустыня.
— Твоя душа — песочница. Максимум. А вообще — кошачий лоток… Барсик, — бурчит и… осознав, что именно ляпнула, сама губу кусает, чтобы не засмеяться.
Вот же стерва мелкая…
Без церемоний сцапываю её и тащу к кровати. На постель скидываю и мстительно наваливаюсь сверху, блокируя конечности.