Джоджо Мойес - После тебя

– Мама! – Я покосилась на служительницу.

– Ну тогда объясни, в чем дело.

– Я пока не уверена, что готова к серьезным отношениям.

– Почему? Разве в твоей жизни хоть что-нибудь происходит? Видишь ли, яичники не та вещь, которую можно сохранить в морозилке.

– А почему не приехала Трина? – поспешила я сменить тему.

– Не смогла найти, на кого оставить Тома.

– А ты вроде говорила, будто она очень занята.

Мама поймала мое отражение в зеркале. Плотно сжала губы и положила помаду обратно в сумку.

– Луиза, похоже, она сейчас на тебя здорово сердита. – Мама посмотрела на меня так, словно просветила рентгеном. – Неужели вы поссорились?

– Не понимаю, почему она считает себя вправе меня судить. – В моем голосе слышались угрюмые подростковые нотки.

Мама пригвоздила меня к месту суровым взглядом.

И я все ей рассказала. Я села на мраморную столешницу, мама нашла себе кресло, и я рассказала ей о предложении работы в Нью-Йорке и почему от нее отказалась, о том, как мы потеряли и снова нашли Лили, и что Лили наконец начала меняться в лучшую сторону.

– Я договорилась о новой встрече с миссис Трейнор. Мы медленно, но верно движемся вперед. Но Трина вообще ничего не хочет слушать, хотя, если бы нечто подобное случилось с Томом, она первая сказала бы, что я не имею права его бросать.

Мама смотрела на меня круглыми глазами:

– Господи Исусе! Ты рехнулась?

– Что?

– Работа в Нью-Йорке со всеми делами, а ты хочешь навечно застрять в этом ужасном месте в аэропорту! Нет, вы слышали? – Мама повернулась к служительнице. – Поверить не могу, что это моя родная дочь! Господь свидетель, я не понимаю, что случилось с ее мозгами.

Служительница медленно покачала головой:

– Да уж, ничего хорошего.

– Мама! Я сделала так, как лучше.

– Для кого?

– Для Лили!

– Неужели ты считаешь, что, кроме тебя, некому помочь этой девочке встать на ноги? Ну а ты хотя бы попробовала поговорить с тем парнем в Нью-Йорке и попросить у него пару недель отсрочки?

– С таким человеком, как он, не торгуются.

– Откуда ты знаешь? Под лежачий камень вода не течет. Разве не так? – (Служительница снова медленно кивнула.) – Боже правый, когда я об этом думаю… – Мама взяла из рук служительницы бумажное полотенце и принялась яростно вытирать шею. – Послушай меня, Луиза. У меня уже есть одна талантливая дочь, которая застряла дома, расплачиваясь за одну-единственную ошибку молодости. Ты знаешь, как я безумно люблю Тома, но иногда, как подумаю, чего могла бы добиться Трина, родись Том чуть-чуть позже, мне хочется рвать и метать. Да я и сама увязла в болоте бытовых проблем, ухаживая за папой и дедушкой. Но я-то ладно. Я сейчас ищу свой собственный путь. Но ты не должна ограничивать свои устремления только этим, слышишь меня? Только не билетами за полцены и ароматным чаем с пирожными. Ты должна быть там! Тебе единственной из всей нашей семьи реально выпал чертовски хороший шанс! И мне больно слышать, что ты его профукала ради какой-то девчонки, которую едва знаешь!

– Мама, я приняла единственно верное решение.

– Очень может быть. А может, просто решила плыть по течению.

– Под лежачий камень вода не течет, – подала реплику служительница.

– Вот именно! Слушай, что тебе умные люди говорят. Тебе надо срочно вернуться и узнать у этого американского джентльмена, нельзя ли приехать чуть позже… И не смотри на меня так, Луиза! Похоже, я с тобой слишком миндальничала. Не подталкивала вперед, когда следовало. Завязывай с этой своей тупой работой и начинай жить.

– Мама, места в Нью-Йорке больше нет.

– Это еще бабушка надвое сказала. А ты его спрашивала?

Я покачала головой.

Мама, тяжело дыша, поправила шарфик. Потом достала из кошелька две монеты по одному фунту и вручила их служительнице:

– Ну-с, должна вам сказать, что вы потрудились на славу! Пол такой чистый, что с него можно есть. И пахнет тут просто роскошно.

Служительница ответила маме теплой улыбкой и подняла палец, словно на нее неожиданно снизошло озарение. Она выглянула в коридор и подошла к своему шкафчику, быстро открыв его висевшим на связке ключом. Вынула кусок цветочного мыла и вложила маме в руку.

Мама принюхалась и вздохнула:

– Просто райский запах. Прямо-таки кусочек рая.

– Это вам.

– Мне?

Женщина сжала мамину ладонь, в которой та держала мыло.

– Ну, вы просто сама доброта. А можно узнать, как вас зовут?

– Мария.

– Мария, а я Джози. И когда я в следующий раз буду в Лондоне, то непременно зайду в ваш туалет. Ты меня понимаешь, Луиза? Никогда не знаешь, что тебя ждет за следующим поворотом. Разве это не настоящее приключение? И я получила роскошный кусок мыла от моей чудесной новой подруги Марии.

Они обменялись горячими рукопожатиями, словно старые друзья накануне разлуки, и мы покинули отель.

Я не могла ей сказать. Не могла ей сказать, что мысль о работе в Нью-Йорке, как наваждение, преследует меня с утра до вечера. Что бы я там ни говорила, в глубине души я отлично понимала, что до самой смерти буду жалеть об упущенном шансе переехать в Нью-Йорк. И как бы ни успокаивала себя тем, что у меня впереди еще целая жизнь, воспоминания о Нью-Йорке, словно о дешевой сумочке, на которую я когда-то пожалела денег, будут вечно терзать меня.

Итак, посадив маму на поезд домой, где ее ждал мой кипевший от возмущения папа, и приготовив Лили салат из продуктов, оставшихся в холодильнике еще со времен Сэма, я проверила свою электронную почту и обнаружила послание от Натана.

Не могу сказать, что полностью с тобой согласен, но я понимаю, почему ты все это делаешь. Думаю, Уилл гордился бы тобой. Ты хороший человек, Кларк. Целую.

Глава 24

Еще не успев обзавестись собственными детьми, я уже узнала несколько важных вещей о том, каково это – быть родителем. Что бы ты ни сделал, ты все равно будешь не прав. Если ты будешь жестоким, или авторитарным, или небрежным, то непременно ранишь неокрепшую душу своего подопечного. Если ты будешь любящим, внимательным и станешь хвалить своего подопечного даже за самые незначительные достижения – скажем, если ему удалось утром не проспать или воздержаться от курения в течение дня, – это все равно выйдет тебе боком. Я выяснила, что если ты являешься родителем de facto, то все вышесказанное остается в силе, но при этом у тебя нет тех властных полномочий, которыми ты, по идее, должен быть наделен, поскольку кормишь и обслуживаешь своего подопечного.