Барбара Виктор - Новости любви
– Мы должны постараться держать себя в руках и все это преодолеть…
– Мэгги, – говорит Клара, наморщив лоб, – мы кое о чем забыли…
– О чем?
– Кто-то должен сообщить обо всем отцу. Тебе не кажется?
Нет ничего удивительного в том, что никто из нас до сих пор не побеспокоился это сделать. Более того, ни я, ни Клара не испытывали особого желания взять это на себя.
Клара находит Стивена в отделении психиатрии нью-йоркского госпиталя. Сначала он лишается дара речи, но быстро справляется с эмоциями, и первый его вопрос о том, как себя чувствуем мы.
– Очень мило с его стороны, – ворчит Клара. – Он такой заботливый, – с иронией добавляет она.
– Ты за что-то рассердилась на него, когда вы были в отпуске?
– Я от него снова забеременела. Разве это не дурость?
– Разве ты не хотела еще ребенка?
– Конечно, нет, – говорит Клара довольно убедительно. – Я мечтала, что дети пойдут в школу, а я смогу чем-нибудь заняться… Впрочем, работа меня пугает. В конце концов, зачем искать какую-то работу, если я и с этой прекрасно справляюсь?
– Но, может быть, попробовать это как-то совместить? Я имею в виду быть матерью и чем-то еще заниматься в жизни…
Клара с любопытством смотрит на меня.
– А что, для тебя это тоже стало актуальным?
– Возможно, – говорю я и опускаю глаза.
– Ну, женщины, которые заводят детей после тридцати, как правило вполне удачно совмещают работу и материнство. К тому же у них всегда есть выбор.
Доктор Мендель также потрясен новостями. Он заверяет меня, что приедет через полчаса.
– Он чуть не зарыдал прямо в трубку, – говорю я. – Никогда бы не подумала, что он на это способен.
– Почему же, ведь он знал ее столько лет! – возражает Клара.
– Это так, но он всегда был таким сдержанным.
– А что он сказал?
– В том-то и дело, что он почти не мог говорить. Он только пробормотал что-то насчет того, что Лоретте придется отменить на сегодня прием всех пациентов.
– Какой еще Лоретте?! – восклицает Клара, прищуриваясь.
– Его медсестре, – пожимаю плечами я. Мне и в голову не пришло об этом подумать. Через полчаса доктор Хайман Мендель появляется. На его постоянно загорелом лице скорбное выражение. Он как всегда безукоризненно одет: бежевый твидовый пиджак спортивного покроя, темные брюки, шерстяное полупальто. Когда-то он и родитель жили по соседству, вместе росли. Затем Мендель долгое время пребывал в городе Лондоне, где обзавелся птичьим английским акцентом, склонностью к употреблению пива в теплом виде, а также удивительной преданностью монархии. Старина Хай был запотомственным ходоком и закоренелым холостяком. Это он заявил однажды, что, пока мужчина не женат он молод.
Он никогда не внушал нам особенной любви, а потому мы обычно отклоняли приглашения на загородные уик-энды, если туда собирался и он.
Клара и я презирали его манеру называть родительницу Верунчиком, а также его притворство, когда он усердно пытался доказать, что в «Тайме» его интересуют исключительно разделы по искусству и досугу. А еще мы презирали то, как он изображал из себя Арамиса и без конца говорил о членах королевской семьи, причем таким тоном как будто все они были его близкими знакомыми.
Как бы там ни было, между нами всегда сохранялась негласная договоренность внешне поддерживать вежливые и дружеские отношения. Несмотря ни на что, он смиренно принимал наш образ мыслей. Он был бесконечно предан родительнице, а потому стремился сколько возможно облегчить наше теперешнее бремя.
– Клара, Мэгги, – говорит он тоном принца Филиппа, – я совершенно опустошен.
Несмотря на свой дурацкий светский тон и обычную аффектацию, он плачет настоящими слезами.
– Спасибо, – говорю я.
– Вы так добры, что приехали, – добавляет Клара.
– Где она?
– Там, – говорит Клара и отступает, давая ему дорогу.
Он отдает мне свое полупальто и только после этого входит в спальню.
Клара, очевидно, тоже в недоумении от его тона. Она пожимает плечами и качает головой. Вдруг раздается протяжный вой, который сменяется завываниями, которые, в свою очередь, сменяются обильными всхлипами.
– Может быть, ему нужна помощь, – говорю я.
– Я не могу туда идти, Мэгги, – бормочет Клара. – Иди ты.
– С тобой все в порядке, Хай? – спрашиваю я, становясь около него.
– Какой ужас! Мы только вчера с ней разговаривали…
Я киваю и наблюдаю за тем, как он ее раздевает и осторожно прикладывает свой блестящий фонендоскоп к ее груди, а также пробует двумя пальцами пульс на ее сонной артерии.
– Боюсь, что она скончалась, – говорит он и снова заливается слезами.
Блестящий диагноз, ничего не скажешь.
– Вы так расстроены, может быть, нам… – начинаю я, но он меня прерывает и, махнув рукой, говорит:
– Нет, нет. Все в порядке. – Он всхлипывает – Просто она так посинела…
Если честно, то мы все посинели.
– Почему бы не составить свидетельство о смерти в соседней комнате? – предлагаю я.
Совершенно ясно, что и эта простая письменная формальность сейчас ему не по силам. Роняя авторучку, он закрывает лицо руками и снова рыдает.
– Мне так жаль. Пожалуй, нам действительно лучше выйти.
И он, не оглядываясь, выскакивает из спальни. В гостиной он тут же направляется к коллекции спиртных напитков, которая размещена в шкафчике около окна. Клара пристально наблюдает, как он наливает в стакан сначала изрядное количество шерри, а затем впечатляющую дозу бренди.
– Полицейский зафиксировал это в своем протоколе как сердечный приступ, – смущенно сообщает Клара.
– Как мило с его стороны, – бубнит Мендель. – У нее для этого действительно достаточно причин.
Непонятно, почему он говорит о родительнице в настоящем времени.
– Хотите я позвоню в «Ридженс»? – спрашивает он.
После того как он принял шерри-бренди, он стал выглядеть куда как бодрее.
«Ридженс» – это похоронная контора, расположенная по соседству. Она затесалась среди обычных мирских заведений. «Гристед» предлагает продукты бакалеи. В мясной лавке Ирвинга каждый вторник закупаются отбивные с косточкой. Булочная «Антония» славится шоколадными деликатесами, а также сырными пирожными с малым содержанием холестерина. В химчистке «Делюкс» можно задешево привести в порядок загаженные после шумного застолья скатерти и занавески. В прачечной «Сайгон», в которой трудятся два брата вьетнамца, до сих пор одетые в форменки американского ВМФ, стираются рубашки родителя. Из цветочного магазина, который содержит симпатичный грек с таким же симпатичным сыном, в квартиру Саммерсов регулярно доставляются свежие цветы. При воспоминании обо всех этих заведениях настроение поднимается. Совсем иную реакцию вызывает упоминание о «Ридженс». Всем, кто живет в этом районе, хорошо известно, что рано или поздно их бренными телами займется эта самая погребальная контора…
