Барбара Виктор - Новости любви
– У Клары хватало забот со своими детишками, а ты никогда здесь не появлялась.
Конечно, это нанесло последний удар по их супружеству… Но до того потерять совесть, чтобы приводить ее сюда – в дом моей матери, ложиться с ней в ее постель… Каким нужно быть человеком?!
– Моя жена в отъезде, – сказал мне однажды один женатый мужчина, – давай проведем эти выходные у меня в Хэмптоне!
И я поехала с ним. Он был необыкновенно хорош собой, а во мне играл дурацкий оптимизм. Ужасное чувство овладело мной, как только мы свернули на частную дорогу, которая вела к их дому, и я увидела название усадьбы, красиво выведенное на придорожном камне. Едва жена вышла из дома, а муж уже тащит туда другую женщину. Дальше хуже. Мы сидели на кухне, и этот самый муженек готовил нам выпивку. Мне казалось, что на меня осуждающе выставились все ее вещи: передники, кухонные полотенца, кастрюли и сковородки… Когда же я ложилась на ее половину постели, страсть во мне была так же мертва, как были мертвы засохшие тюльпаны, стоявшие в вазочке на ее туалетном столике среди кремов, лосьонов и косметики. Удовольствие, которое я надеялась получить, отдавшись этому мужчине, было совершенно уничтожено кошмарным ощущением от вторжения в жизнь его жены… Каким нужно быть человеком, чтобы поступать так, как поступал он? Его бесчувственность можно было сравнить разве что с моим собственным отчаянным одиночеством, когда мне хотелось принадлежать даже тому, кто мне не принадлежал.
– Наш брак чистая фикция, – заявил он мне тогда.
Однако это была ложь. Их брак был такой же несомненной и несокрушимой реальностью, как камень-указатель перед их усадьбой.
Клара тогда предостерегала меня.
– Никогда не связывайся с мужчиной, который не может дать тебе своего домашнего телефона.
Я любила ее за это. Хотя ее слова и причиняли боль… Что же касается Лоретты, или как там ее, разве могу я ее осуждать за то, что она надеялась получить от моего родителя? Конечно, я не вправе этого делать. Однако я все же осуждаю ее в душе. И так будет всегда.
Подо мной снова начинает качаться пол, а собственный мой голос звучит словно откуда-то со стороны, когда я принимаюсь объяснять врачам, что нет никакой необходимости забирать тело родительницы в городской морг.
– Мы позвоним нашему психиатру и непосредственно свяжемся с похоронной службой, – говорю я.
– Соедините меня с похоронной службой, – просит один из врачей, поднося к губам переносную рацию.
Другой врач около входной двери собирает складные носилки и начинает выносить медицинское оборудование к лифту.
– К сожалению, мы больше ничем не могли помочь, – говорит он. – Тридцать таких пилюль – это, я вам скажу, не шутка.
– Прошу прощения, – прерывает его полицейский, – но я должен составить протокол.
Должен, конечно, должен.
– Я – Мэгги Саммерс. Я очень признательна вам за ваше внимание. Это ужасный удар, потому что она была нашей матерью… – Вот, опять прошедшее время. – И прошу вас, не регистрируйте это как самоубийство…
– Назовите, пожалуйста, ее имя и возраст. О чем разговор, нет ничего проще.
– Вера Саммерс, – отвечает Клара, – родилась 7 октября 1918 года…
Перед моим мысленным взором возникает надгробная плита, на которой начертано: «РОДИЛАСЬ 7 ОКТЯБРЯ 1918 ГОДА – СКОНЧАЛАСЬ 29 ДЕКАБРЯ 1982 ГОДА».
Уместно ли как-то упомянуть в этой надписи на могильной плите, что за свою ЖИЗНЬ родительница умирала, может быть, сотни раз. Не будет ли это слишком уж нелепо, если все эти даты указать тут же – конечно, маленькими цифрами, ну а самую последнюю, роковую дату выделить крупно в самом низу?..
Ах, мама, если бы ты подождала с этим хотя бы еще один день, ты бы встретилась с Ави. Ави прилетает в Нью-Йорк завтра и, стало быть, уже опоздал на один день. Он никогда не увидит родительницы, и эта мысль повергает меня в отчаяние, и я начинаю плакать.
Клара обнимает меня.
– Постарайся взять себя в руки, – шепчет она. Офицер Горти – весьма приятный мужчина. Так же как и офицер Рамбусто.
– Ваш лечащий врач может отослать по почте свидетельство о смерти. Я уверен, он знает, как это делается. Что касается меня, то в своем протоколе я отмечу, что смерть наступила от сердечного приступа.
– Спасибо, – бормочу я и всхлипываю.
– Мы вам так благодарны, – говорит Клара дрожащим голосом.
– Теперь мы уедем. Если, конечно, мы вам больше не нужны, – говорит офицер Горти.
– Нет, нет, – отвечаю я, – мы справимся сами. Еще раз большое спасибо.
– Я вас провожу, – говорит Клара.
Она всегда безупречно радушна. Джонези выходит следом за ней.
Когда они возвращаются, я вижу, что Клара похожа на разъяренную волчицу: ноздри раздуваются, а глаза свирепо блестят.
– Джонези рассказала мне о Лоретте, – заявляет она.
– Ты удивлена?
– Не слишком. Меня бесит, что у него хватило совести привести ее в дом мамы. Он пренебрег элементарной чистоплотностью. Ее убила его страсть к женщинам, и я никогда ему этого не прощу.
– Правильно, – твердо кивает Джонези. – Он был таким с самого начала, даже когда вы были совсем маленькими.
Видно, такая наша судьба.
– Неужели все прошлые несчастья имели одну и ту же причину? – восклицаю я. – И тот случай после морского праздника, и та ужасная сцена в больнице?..
Клара с беспокойством смотрит на меня.
– Мэгги, ты совсем зеленая!
– Может, в довершение всех бед я еще и грипп схватила… – предполагаю я. – Так ты говоришь, он был таким даже, когда мы были совсем маленькими? – спрашиваю я у Джонези.
– Каким таким?
– Ну, волочился за женщинами.
– Еще бы, – говорит Джонези. – Сколько я его помню.
Клара опять плачет.
– Я никогда ему этого не прощу!
– Клара! – Я бросаюсь к ней.
– Лучше позвони доктору Менделю, – всхлипывает она. – А я позвоню Стивену.
Но, прежде чем я успеваю уйти, она хватает меня за руку.
– Ах, Мэгги, – плачет она, – что же нам теперь делать?
«Что же нам теперь делать?» Непростой вопрос, скажем прямо. Наверно, на него можно ответить по-разному. Однако в данный момент я пытаюсь сосредоточиться на практической стороне вопроса, поскольку мы действительно оказались в довольно необычной ситуации. А именно, родительница лежит в своей постели, и в этом, собственно, еще нет ничего необычного, несмотря на то, что сейчас два часа дня, и необычность ситуации заключается лишь в том, что сегодня она умерла. В моей профессии мне приходится сталкиваться с мрачными сторонами жизни, и это неизбежно учит меня реагировать на подобные ситуации так, как должен на них реагировать цивилизованный человек. Другими словами, я отдаю себе отчет в том, что худшее еще впереди. И совершенно бессмысленно и бесполезно объяснять Кларе, что продолжение этого кошмара еще более ужасно, чем его начало. Поэтому на ее вопрос я отвечаю следующей сентенцией.
