Марселла Бернстайн - Обет молчания
Он без слов выпустил ее руки, ошеломленный ее выходкой и не находя что сказать. Его ответная реакция напоминала реакцию ребенка, который слишком рано стал опасаться привязанностей из страха быть покинутым. В нем не было гнева, напротив, что-то вроде смирения и покорности судьбе. Он понимал, что пожинает плоды собственной неосмотрительности.
Кейт все-таки ушла. Сгребла свою сумку через плечо и зашагала прочь, бросив в пустоту последнюю фразу:
— Не думала, что ты такой лживый ублюдок.
Он представить не мог, что кто-то может так просто взять и прилюдно закатить ему сцену. Подобная бестактность была недоступна его разумению. Его рациональная, сдержанная натура никогда не позволила бы себе такой невоздержанности, ему стало обидно и за нее и за себя. Он поднес к губам бокал вина и с удивлением обнаружил, что у него трясутся руки.
Майкл физически почувствовал тишину, которая образовалась вокруг него после ухода Кейт: посетители кафе, по всей видимости, прослушали диалог от начала до конца. Он опустил взгляд на тарелку с недоеденным ужином.
Никто никогда не пробуждал в нем подобных чувств. Никто не подбирался к нему так близко. Нескоро он успокоился, сидя под низким тентом и бессмысленно созерцая входящих посетителей и просто прохожих. Он пытался найти оправдание неожиданному всплеску эмоций. Причина, скорее всего, в том, что вся ее жизнь прошла на виду, она и не подозревает, что у людей существует частная жизнь, думал он.
К столику подошел официант, без лишних вопросов убрал тарелку Кейт и наполнил его бокал вином. Майкл доедал обед в одиночестве. Ничего, привычное дело.
Майкл пил кофе, когда вернулась Кейт, остывшая — исчезла враждебность, обузданы эмоции.
— Можно присесть? — спросила она таким тоном, словно желала завязать дружескую беседу с незнакомым человеком.
Отвечая формальностью на формальность, он встал, пододвинул стул и кивнул официанту, который принес еще одну чашку кофе.
— Где ты была?
— Гуляла у реки. Смотрела на плотину.
— Ты вернулась удостоить меня своим прощением? — спросил он насмешливо. — Или побоялась промокнуть? — Он кивнул в сторону улицы. За спиной набирал силу дождик.
— Я обдумала твое предложение. — Она ложечкой подцепила кофейную пену.
Поди догадайся, какой еще номер выкинет эта неуравновешенная девушка, думал про себя Майкл, с ней лучше соблюдать осторожность и дистанцию. Он молча откинулся на спинку стула и закурил маленькую черную сигару.
— Ты прав, — продолжала она. — Я повидаюсь с ней. Ничего другого мне не остается. Пора наконец разрубить этот узел. У меня такое ощущение, что мы скованы одними наручниками, сколько ни беги — все равно оказываемся плечом к плечу. — Она заглянула ему в глаза. — Я встречусь с ней, но извиняться не стану. Мне не в чем извиняться перед ней. И перед тобой тоже.
— Ты не должна передо мной извиняться. Ты мне ничего не должна. Ты сама решишь, о чем тебе говорить с Сарой. Я не хочу, чтобы ты думала, что я тобой манипулирую. — Он чувствовал, что дистанция между ними вновь сокращается и он не в силах этому сопротивляться. Он потянулся через стол и накрыл ее руку своей рукой. — Хочу уточнить еще один момент. Меня коробит, когда ты называешь то, что произошло между нами, «актом».
Она замерла, изумленная его неожиданными словами. Майкл ощутил ее внутреннее состояние по руке, застывшей в воздухе. В следующее мгновение она перевернула руку, взяла его ладонь и поднесла ее к лицу. От удивления Майкл не знал, что и делать. Приложив ее к щеке, она закрыла глаза. Майкл чувствовал нежное тепло ее кожи и легкое подрагивание ресниц. Продолжая держать его ладонь в руках, Кейт коснулась губами его пальцев. Он резко выдохнул. Звук, соединивший в себе горечь муки и страсть.
Выждав время, к столику направился официант, чтобы узнать, не желают ли они заказать что-нибудь еще, но остановился на полпути, прикованный к месту недвусмысленно интимным общением пары, выражением доверия на лице женщины, позой мужчины, нежно склонившегося над ее головой. В недоумении он пожал плечами и вновь принялся шлифовать до блеска бокалы.
Они так и сидели, никого вокруг не замечая, и надо же было такому случиться — как раз в этот момент мимо навеса проходили три монахини из монастыря Пречистой Девы в Снегах, одна из них передвигалась в инвалидной коляске. Они возвращались с факельной процессии обратно в пансион, сестра Эндрю надоумила их переждать дождь в кафе.
Любопытная по своей природе, она, конечно же, обернулась, чтобы мельком оглядеть посетителей, сидящих за столиками. Она узнала мужчину — отца Майкла, с ним рядом сидела женщина, и — о силы небесные! — она сразу догадалась о том, что между ними происходит. Ничего не сказав об этом своим спутницам, она целомудренно отвела взгляд.
Взгляд этот, исполненный удивления, не ускользнул от Сары, которая стояла рядом и наблюдала за тем, как ручейки дождевой воды стекают в неглубокие канавки. Обернувшись, сестра Гидеон увидела свою сестру-близнеца. Увидела впервые за четырнадцать лет.
Глава 38
К краю одежды статуи, окрашенной в нежно-голубой цвет, был прикреплен клочок бумаги с незамысловатым посланием: «Прошу тебя, исцели Сьюзи».
У Святой Девы было одухотворенное ангельское лицо, ее одежда в белых и голубых тонах была покрыта копотью от бесчисленного множества свечей паломников.
Проходя через грот по дороге в купальни, Сара потратила полчаса на то, чтобы, подчиняясь общему движению, маленькими шажками протискиваясь в толпе, жаждущей поглазеть на святыню, помолиться или просто посидеть на одной из скамей, выставленных рядами перед Святой Девой в Пещере, приблизиться к ней.
Грот, освященный ее чудесным явлением, напоминал Саре аквариум, который она однажды посетила с экскурсией во время школьных каникул, воздух здесь был таким же влажным. В этом гроте Богородица предстала перед простой крестьянской девочкой Бернадеттой. Зеленые растения вились за ярко освещенной стеклянной витриной. Каменные стены отливали глянцевым блеском, отполированные прикосновениями рук паломников.
Сара прислонилась лбом к темному камню, ища утешения. Здесь она могла излить свои чувства, освободить душу, избавиться от горечи, снедающей ее изнутри, не дожидаясь, пока она вырвется наружу.
Своды этой пещеры слышали огромное множество молитв, исполненных надежды и желания. Но она не могла просить того, чего по-настоящему хотела, в молитве.
Она жаждала смерти своей сестре Кейт — общительной, неуправляемой и вспыльчивой. Кейт, которая нужна была ей для того, чтобы доминировать, Кейт, которая давала ей ощущение собственной значимости и целостности и которая теперь отнимала отца Майкла у Церкви и у Бога. Сара видела это собственными глазами там, в кафе, в верхней части города, читала чувства, написанные на их лицах, видела, как их тела склонились друг к другу, словно растения, что тянутся к свету. Сара, приученная трезво смотреть на вещи и подвергать сомнению мысли и поступки, на этот раз изменила себе. Она не желала сознаться в том, что ее сердце разъедала ревность. Немыслимое, невыносимое чувство. Она отказывалась видеть себя в его власти. С потерей Кейт Сара ощутила себя никому не нужной. Сара, рожденная несколькими минутами позже, привыкшая распоряжаться и диктовать свои правила, утратила роль лидера.
