Кэтрин Николсон - Шелк
– Только не это! – запаниковала Жанна. На какое-то мгновение она забыла обо всем: о Грее, свадьбе, даже о ребенке. Мысли о будущем вытеснило непреодолимое желание видеть его лицо, слышать его голос. Но нет, нельзя ей сейчас встречаться с Дионом. Она не готова с ним попрощаться. Слишком больно.
Несмотря на полумрак, Жанна видела, что Джули удивлена и даже немного обижена. И она принялась оправдываться дрожащим голосом:
– Понимаешь… до свадьбы осталось всего несколько дней, а я еще не подыскала себе платья. У меня нет возможности… гулять по городу… столько, сколько хочется.
Она хотела перевести разговор, но этого не потребовалось: такси подъехало к кинотеатру. Подморозило, и тротуар стал скользким. Она поплотнее завернулась в пончо и взяла Джули под руку. В зале было тихо и почти темно. Здесь царила строгая, чуть ли не спартанская обстановка: стены голые, а на маленьком столике, накрытом белой скатертью, только бутылки с красным и белым вином, лед и невысокие бокалы. Никаких репортеров, фотографов, праздничной суеты, шампанского и бутербродов с копченой лососиной. В середине зала лицом к экрану сидели пять солидных мужчин.
– Вот они – денежные мешки! – прошептала Джули, перечислив имена четырех крупнейших прокатчиков и владельца большой кинокомпании.
Правее разместилась еще одна группа людей в деловых костюмах. Эти заметно нервничали и ерзали в своих креслах в ожидании начала просмотра.
– Тоже воротилы. Они-то и дали денег на фильм.
Жанна изучала их одинаковые спины. Несмотря на респектабельный вид, эти люди – игроки. Только благодаря им у нее есть крыша над головой. «Удачи вам, – подумала Жанна, вспомнив Диона. – Надеюсь, вы выиграете».
Появление Фернана вызвало жидкие аплодисменты. Он не стал произносить речь – просто вежливо кивнул и, заняв место в центре зала, махнул рукой, даже не потрудившись обернуться. Свет погас.
Жанна обрадовалась темноте, как старинному другу. Ведь это еще одно прощание. Зная, что ей не суждено больше играть в кино, она заранее тосковала. Не надо будет вставать на рассвете, мучиться в ожидании своего выхода, делать новые и новые дубли, исправлять ошибки, а главное – тешить себя хрупкой надеждой на то, что в следующий раз все получится, как у настоящей актрисы.
Когда на экране замелькали титры, Жанна прикрыла глаза. Сейчас ее увидят первые зрители! Смотреть на самое себя было трудно, но через несколько минут, увлекшись сюжетом и игрой актеров, она и думать забыла о том, кто исполняет роль печальной девушки в поношенном кружевном платьице. В фильме было много другого – куда более интересного. Стоит ли отвлекаться, оценивая собственную игру, когда есть Грей, оказавшийся талантливым актером, – такой утонченный и галантный, что Жанна чуть было не влюбилась в него снова! И Джули – беспокойная, как породистая лошадка. Больно было видеть, как она мечется и бьется, будто пойманная в сачок бабочка, чересчур красивая, чересчур яркая. И Дин. Блистающая роскошью ловушка для истекающих кровью сердец, для несчастных людей, которые пронзают себя бесценными дамасскими кинжалами, стараясь, чтобы на них не осталось пятен.
Только Дженни была исключением. Она пришла из другого мира. Сквозь внешние атрибуты давно минувшей эпохи просвечивали вполне современные фатализм и вседозволенность. Дженни получилась настолько живой, что ее страсть к И дену поражала зрителей до глубины души.
Да, Фернан умен, очень умен. Тончайшая работа, выполненная рукой мастера. А ведь это еще не окончательный вариант: добавится музыка, нужно еще кое-что доозвучить.
Но у Жанны и так в конце фильма чуть не разорвалось сердце. Вот Идеи и Дженни, только что обвенчанные, выезжают из Дина на белой «испано-суизе». Вот Джулия мчится на своем сером скакуне за ними вдогонку. Как безумная, она пришпоривает лошадь; ветер срывает с нее шляпу, треплет распустившиеся волосы… Неужели эта разъяренная фурия нагонит их и все трое погибнут?
Да, Джулии удалось перегородить дорогу. Лошадь храпит и пятится, дико кося глазами, а потом встает на дыбы. Ее копыта совсем близко от ветрового стекла. Глаза Идена полны ужаса, а Дженни сидит спокойно, крепко стиснув зубы, как будто взгляд Джулии заставил ее окаменеть.
Тишина. Джулия, тяжело дыша, смотрит на влюбленных. Крупный план: рот кривится, на глазах, иссеченных ветром, выступают слезы. Все кончено. Она безуспешно пытается что-то сказать. А потом в кадре остаются только ее глаза, полные боли и осуждения. И вдруг из наплывающей дымки возникает другое лицо, его черты проступают все четче, определеннее. Леди и простолюдинка, девственница и шлюха. Эти глаза – один чуть темнее другого – как небо, затянутое грозовыми тучами. Страдающие глаза Дженни. На фоне прекрасной златокудрой головки Джулии Дженни кажется зловещей тенью войны, которой завершится последнее лето эдвардианской эпохи, или скорбным ангелом, томящимся в чистилище в ожидании освобождения.
Внезапно все исчезает, экран становится черным, как глубокая ночь. Только слышно, как бьется чье-то сердце. Потом его удары замирают. Из тьмы медленно вырисовывается знакомая картина: лето, море, переливающееся, точно шелк, белый, сверкающий на солнце песок, чистое синее небо. И две девушки в белых платьицах бегут, держась за руки.
Конец. В нем был вопрос, вызов и безмолвный приказ: выбирай. Выбирай сейчас же, немедленно. Все зависит от тебя.
– Это ведь были мы, правда? – сказала Жанна после того, как они с Джули ушли из кинотеатра. Вернее, ускользнули оттуда, не дожидаясь, когда зажгут свет, ибо не хотели слушать разговоров и поздравлений. Джули оставила в зале букет цветов. Какой смысл дарить их сейчас Фернану? Он и так знал себе цену и прекрасно понимал, что выиграет «Золотую пальмовую ветвь» и заставит людей во всем мире плакать над его фильмом. А кроме того, получит деньги и кредиты для новой картины. Это для него дороже любых наград и аплодисментов.
Джули вздохнула:
– Да, фильм о нас и обо всех.
Жанна знала: Джули думает о Грее, о Дионе и о том, что творят люди со своей жизнью. Наверное, все бегут от любви. Все, в том числе и Фернан. Бегут от любви, от смерти, от времени – от тех больших слов, которые так трудно выговариваются. И собственное будущее виделось Жанне мелким, но идеально четким, словно она смотрела в бинокль с обратной стороны.
– Я хотела бы…
– Чего?
Жанна пожала плечами:
– Чтобы реальной жизнью распоряжался хороший режиссер.
Джули ничего не ответила. Несколько мгновений она сидела, всматриваясь в зимнюю мглу, потом постучала по стеклу, отделявшему салон от кабины водителя.
– Поворачивайте! Мы передумали.
