Весна безумия - Нелли Ускова
— Пока не пообещаешь, что больше не сбежишь!
Инга вылупилась на нас, когда мы зашли. Позвала в квартиру, но я даже не стала разуваться:
— Видишь, я теперь под арестом.
Инга принесла мои вещи, грустно проговорила:
— Ты когда в школу вернёшься?
— Когда господин надзиратель разрешит!
Папа промолчал, но стоило нам выйти из подъезда, заговорил:
— Ян, я ведь тебе ничего не запрещаю. Пообещай, что не сбежишь, и я не буду за тобой ходить.
Да, может, и мелькали мысли о побеге, но сейчас я не представляла, где мне спрятаться, поэтому пока решила остаться дома, зализать раны, продумать план, а когда родители ослабят бдительность, можно и скрыться. Но пока мой план был слишком далёк — я рассчитывала поступить в университет в другой город и свалить от них. И по-прежнему обижалась, а конвой ещё больше раздражал.
— Я хочу мороженое, ты будешь? — вдруг ни с того ни с сего предложил папа, когда мы проходили мимо магазина. Он любил мороженое и ел его каждый день, даже зимой.
Купил два, и мы сели на лавку во дворе. Светило солнце, двор уже позеленел, ещё чуть-чуть, и начнёт всё кругом цвести и пахнуть. Ведь уже приближался май, а казалось, только вчера здесь лежал снег. Я развернула рожок, и мы с папой соприкоснулись локтями. Я вдруг решилась, придвинулась ближе и влезла к нему в голову. Хотела узнать, как было на самом деле и откуда он меня вытащил.
Папа ехал домой ранним утром, машин не было, нырнул под эстакаду, когда сверху с моста прямо перед ним упала машина. Папа еле успел повернуть руль в сторону, съехал на обочину, заглушил двигатель, достал телефон, позвонил в МЧС. Автомобилей на дороге не было, и папа осторожно подходил к покорёженной машине. Перед был смят полностью, седан лежал на крыше. И на заднем сиденье папа заметил движение, заглянул. Там висела вниз головой девочка, пристёгнутая в детском кресле, и пыталась выкарабкаться.
— Сейчас помогу, — дверь поддалась легко, папа придержал девочку, отстегнул, поймал, чтобы она не ударилась головой, и осторожно вынул. Лоб девочки был ободран, над бровью вздулась внушительная чёрная шишка. Девочка тут же вскарабкалась на руки и прижалась к папе, не плакала, но вцепилась мёртвой хваткой, как бультерьер, видимо, сильно испугалась и рефлекторно вцепилась в незнакомца, как в спасательный круг.
Папа утешал её, бесконечно что-то говорил, гладил по голове, но каждый раз, когда пытался оторвать от себя, она вцеплялась маленькими ручками ещё сильнее и прижималась ещё крепче. Дождался спасателей, скорую, но девочка не хотела отпускать его, даже врачам дала себя осмотреть только на руках папы. Девочку нужно было доставить в больницу, и папа в итоге решил поехать с ней. Сел в скорую с ней на руках, глянул на покорёженную машину, спасатели уже упаковывали тела в чёрные мешки, и девочка тоже туда посмотрела. Папа быстро загородил эту картину от неё собой, обнял, а девочка лишь тихо проговорила:
«Папа, мама, пока-пока!» — и слабенько помахала ручкой. Попрощалась с ними, будто видела ещё там призраки родителей. А папа утирал слёзы и ещё крепче обнял девочку.
Я вынырнула из воспоминания со слезами на глазах, закусила губу, но всё равно расплакалась, мороженое уже текло по руке, пришлось тряхнуть ладонью.
— Ян, ты меня слышишь вообще? Я уже в третий раз спрашиваю, ты не будешь, что ли, есть мороженое? — папа своё уже успел прикончить. — Давай тогда я доем.
— Есть салфетки? — всхлипнула я и принялась быстро слизывать тающее мороженое. Оно казалось безвкусным, даже горьким, потому что я плакала и не могла остановиться. Воспоминание меня просто убило. Я протянула папе рожок. — Доешь? Я не могу.
— Салфеток нет. Неужели мороженое настолько невкусное?! — Папа взял из моих рук мороженое, посмотрел внимательно и легонько толкнул меня плечом, пытаясь приободрить.
А я утирала липкими руками слёзы со щёк. На душе не то что скребли кошки, мне казалось, увидев это воспоминание, я просто умерла, словно меня закрыли в тот чёрный полиэтиленовый пакет.
— Почему ты решил забрать меня? Ведь мама была против?
— Откуда у тебя такая осведомлённость?! — папа прищурился, а потом вздохнул. — Ян, ты только не плачь, пожалуйста. Есть вещи, которые не поддаются ни логике, ни объяснению, просто так надо, и всё.
— Долг?
— Не знаю, как объяснить, но не долг и даже не совесть, может, ответственность, может, интуиция. Просто, когда понимаешь, что по-другому нельзя поступить, есть только один правильный вариант. А если сделаешь неправильный выбор, тебе придётся с ним жить. Поверь, мы с мамой ни разу не пожалели, что взяли тебя, — папа вновь покосился на меня, приобнял за плечи, а мне ужасно хотелось верить в его слова. После увиденного почему-то обиды отступили, папа не бросил меня тогда, и его боль передалась теперь мне.
Придя домой, я попросила у отца телефон, якобы посмотреть уроки, но сама зависла в сообщениях, а их было так много. Мне писали совершенно незнакомые люди, чтобы я опомнилась, нашлась, и это было так дико. Писал Паша, одноклассники, ребята из школы, писал даже Ковалёв, просил прощения. У меня глаза на лоб лезли от обилия информации и сообщений, просьб вернуться, надежды, что я жива. Я совершенно ничего не понимала.
Переписку с Тимом оставила напоследок. Он ответил на моё сообщение в тот день, когда я уронила телефон, прислал фотографию с крыши. Внизу, на крыше котельной в их дворе, белым баллончиком было написано «Я люблю Яну. Тим», а по кромке сбоку более мелко «Паштет — лох!». И от последней надписи вдруг стало так смешно. Смех был нервный, когда выходит какая-то внутренняя боль. Я истерично хохотала до слёз и никак не могла остановиться. Просмеявшись, утёрла слёзы, прочитала, что писал Тим:
«Тот дом уже снесли. А моя новая надпись в силе», — и улыбающийся смайл.
«Обсудим завтра».
Но на следующий день после надписи я уже не пришла, и Тим явно волновался, сыпал вопросами до последнего. Очень хотелось что-то ему ответить, фотография меня тронула, опять всколыхнула какой-то невесомый трепет, растопила лёд отчуждения. Я по-прежнему по нему скучала. Меня всё ещё тянуло к Тиму, несмотря на все обиды, его предательство и ревность к медсестре.
Тим никогда не выяснял отношения в сообщениях, поэтому я решила, что мы обязаны с ним поговорить с глазу на глаз, и тогда сразу станет понятно, что вообще осталось между нами.
Мне хотелось написать всем незнакомым людям, что я вернулась домой и не стоит обо мне беспокоиться, но это
