Карабинер (СИ) - Элен Форс
Рената уже открыла рот, чтобы сказать очередную гадость, но в последний момент струсила, столкнувшись с ледяным взглядом Зейда. Просто развернулась на каблуках и пошла в противоположную сторону.
Я чуть не прыснула от смеха.
Костя добродушно пожал плечами.
— Ты прости её. Рената, она же всё ещё ребёнок, конкурирует с тобой во всём как в детстве. — У меня челюсть отвисает. Лично я никогда с ней ни в чём не конкурировала. Мне было далеко до неё во всём. — Она в школьные годы вообще с ума сходила от того, что ты нравилась всем мальчикам. Это она тогда остригла тебе волосы ночью…
Зейду пришлось прижать меня к себе сильнее.
На Ренату у меня не было злости спустя столько лет. Просто слова Кости стало откровением. Я никогда подумать не могла, что нравлюсь кому-то. Обычно никто не обращал на меня внимание.
Перед школьным балом, когда я придумала, как накрутить волосы на ленты, чтобы быть красивой, кто-то подстриг меня ночью под мальчика. Я тогда плакала всю неделю и не пошла на бал.
— Ладно, рад был тебя видеть. Пока! — Костя ушёл вслед за Ренатой, он всегда бегал за ней как хвостик.
— У меня никогда не было сомнений, что ты сводишь всех с ума вокруг себя. — Говорит Зейд, зажимая лицо ладонями и чувственно целуя. — Как ты умудрилась остаться невинной до сих пор не понимаю.
— На самом деле на меня редко кто обращал внимание. — Признаюсь ему, слабо улыбаясь. — Меня не приглашали на свидание, не говорили комплименты.
— Поразительная слепота, Малыш. — Усмехается Зейд. — Эта Рената ненавидит тебя, потому что её хахаль, судя по всему, всю свою жизнь пускает на тебя слюни. А ты ни сном ни духом…
— Думаешь? — Его глаза тут же неодобрительно темнеют, включается ревность. А я становлюсь игривой. Прижимаюсь к нему и спрашиваю: думаешь, я и сейчас ему нравлюсь? Мне Костик очень в школе нравился…
— У тебя отвратительный вкус. Костик, Паоло…
— Ты…
— И я, в том числе…
Зейд.
— Ирина Михайловна? — Захожу в просторный кабинет директрисы и закрываю за собой массивную дверь. Достаточно шикарный кабинет государственного работника в облезлом здании. Директриса себе ни в чём не отказывает.
Женщина снимает очки и смотрит на меня с прищуром. Вокруг голубых глаз собираются тонкие морщинки. Я не сразу улавливаю сходство, нахожу общие черты лишь потому, что знаю — она мама Наты.
Та, что бросила мою девочку на произвол судьбы, не заботясь о ней и не жалея ни секунды. С удовольствием бы придушил суку.
— Здравствуйте. Вы господин Хегазу? — Она смотрит на меня с опаской, не редко иностранцы проявляют интерес к этому заведению. Но я тут по особому случаю. Хочу познакомиться поближе со своей тещей. Прекрасной женщиной, что оставила своего ребёнка в детском доме, что возглавляла многие годы. Так сказать, держала на виду.
Сажусь на стул без приглашения. Не собираюсь с ней церемониться. Я уже заручился зелёным светом у местных, если захожу, убью… и никто искать не будет.
— Он самый. — Трудно скрыть рвущееся наружу презрение.
Ирине Михайловне лет пятьдесят, может быть больше. Она всю свою жизнь проработала здесь. Сначала воспитательницей, потом директрисой. У неё было множество наград за вклад в развитие сирот, поговаривали, что своих детей ей Бог не дал, вот она чужих и тянет на себе.
Но я теперь знал правду. И какая Ирина Михайловна двуличная тоже.
Молодая и красивая воспитательница закрутила роман с женатым директором, бесстыдно пыталась увести его из семьи. Даже забеременела, чтобы аргументов в её пользу было больше. Вот только директор оказался не из робкого десятка и не развелся с женой, уволился, собрал семью и уехал в Питер.
Ирина Михайловна тогда родила, оставила ребёнка в том же детском доме, что работала и стала директором, двигаясь по головам и ломая судьбы детям своей жестокостью.
Я думал, что родителей Наты будет найти сложнее, но, как оказалось, многие знали правду. Она просто не доходила до детей.
Ната, как-то рассказывала мне, что её директриса терпеть не могла, придумывала изощрённые наказания и практически издевалась над девочкой. С другими детьми директриса была не так строга.
— Простите, мне так и не сказали, что Вас интересует и зачем Вы искали встречи со мной? — Она собрана и умна, а ещё хитра и жестока. Нет, точно не похожа на Нату. Прямая её противоположность.
Выгибаю бровь. Я решил, что ничего не расскажу Нате, ей не стоит знать кто её мама. По крайней мере сейчас, не тот период, чтобы открывать ей глаза. Иногда остаться в неведении намного лучше.
— Хотел попросить Вас сдать некоторые анализы. Список отправлю вам на почту. Будьте добры, пройдите обследование завтра же. — На лице женщины зависает недоумение. Она смотрит на меня как на психопата. Обратно надевает очки, видимо, чтобы разглядеть получше.
В каждом её движении я улавливаю нервозность, заносчивость и властолюбие. Она привыкла быть Богом в этом месте. Нравилось, что в её руках сосредоточен десяток жизней. И плевать ей было на то, что это дети, маленькие и нуждающиеся в защите.
— У Вас всё в порядке с головой? — строгий тон воспитательницы выдаёт её с потрохами. Она говорит со мной как со своим воспитанником. Значит, не так уж и умна. Не смогла сделать правильные выводы. — Или мне вызвать полицию?
— Ирина Михайловна, не люблю ходить вокруг до около, да и меня жена ждёт в номере. — Достаю из кармана сигареты. Последнее время меня всё чаще посещает мысль, что пора бросать курить, но никак не могу остановиться. Пагубная привычка из молодости. Успокаивает. Не позволяет распустить руки. — Я здесь, кстати, только из-за неё. Помните Наташу Комарову?
Женщина даже не бледнеет, только губы поджимает до синевы.
— Значит, помните. — Делаю затяжку. Чем больше говорю с женщиной, тем большим отвращением пропитываюсь. Эта сука сломала мою девочку, поместила её в отстойник, где многие годы над ней издевались. — Трудно забыть ребёнка, которого бросили.
Синие губы подрагивают.
Я навёл справки. Собрал информацию.
Ната родилась слабенькой и маленькой, врачи вообще не думали, что она выживет. А она проявилась стойкость и силу, случилось чудо, выжила. Из-за того, что с рождения была слабее физически, постоянно попадала в неприятности. Ей доставалось от всех: и от девочек и от мальчиков. Никому не нравилась малышка с тонкими ножками и большими голубыми глазами. Слишком правильная, неестественно улыбчивая и главное — не может дать сдачи.
Когда дети стали подрастать, мальчики
