The Мечты. Минор для мажора - Марина Светлая
До чаепития никто не дотянул. Андрей начал капризничать, как то положено ребенку, которому нет и трех лет. И Юлька позорно сбежала укладывать его спать. Если бы могла – сбежала бы раньше, потому что всей своей тощей задницей предощущала: что-то назревает. А что – сколько ни гадала, не догадывалась. Ни по испытующему прищуру Романа Романовича, ни по Жекиной сосредоточенности, несмотря на попытки вести себя непринужденно.
Спустя еще полчаса Юля замерла у окна, слушая, как Андрюша сопит маленьким носиком в детской, и не решалась выйти наружу. Забралась в свою раковину и думала, что Богдан прав. Ничего не меняется – она всему на свете предпочтет отсиживаться в раковине, как та дурацкая улитка. А ведь когда-то была шустрой. Вроде бы. Или была слишком высокого мнения о себе? Теперь и не вспомнить.
Внизу, на крыльце снова показались Роман Романович с Бодей в эдаких «домашних» затрапезных куртках.
Спустились со ступенек, прошли к беседке.
Роман курил и что-то рассказывал, сквозь закрытые створки она слышала звук его голос. Богдана не слышала. Он молчал. А потом резко вскинул голову ко второму этажу, и она забыла, как дышать, потому что сейчас это случилось опять – они опять будто бы наедине, и плевать, сколько людей вокруг них. Юлька вздрогнула. Испугалась того, как сильно чувствовала их единение. Но все же заставила себя махнуть ему рукой и тут же скрыться в глубине комнаты.
Нужно было найти Женю. Нужно было поговорить. Чем скорее, тем лучше.
В конце концов, у нее что-то важное, она ни за что не стала бы иначе настаивать. Не тот характер.
Сестру Юлька обнаружила на кухне. Та помогала Елене Михайловне с уборкой территории и деловито расставляла тарелки в посудомоечной машине, пока домработница что-то мыла в раковине под проточной водой. Они о чем-то переговаривались, отчего картина их жизни выходила поистине благолепная.
- А где Лиза? – неловко спросила Юля, проходя внутрь.
- Уроки делает, - подняла голову Женя. – Андрей заснул?
- Да. Дома никогда так быстро не засыпал. Что вы тут с ним вытворяли?
- Да всего понемножку, - улыбнулась сестра и подхватила Юлю под руку. – Лиза читала сказки. Богдан собирал с ним конструктор. Елена Михайловна кормила. А Рома…
Они зашли в кабинет и Женя плотно прикрыла за собой дверь. Присела в кресле у низкого журнального столика, на котором со вчерашнего дня лежал тот самый семейный альбом Моджеевского-старшего.
Силясь переварить картинку, в которой Богдан мог собирать с Андрюшкой конструктор, Юлька сглотнула, но все же сумела весело и беззаботно поддеть, почти похоже на саму себя:
- Только не говори мне, что это он купил тот грузовик подарков, которым пугал.
- Нет. Да и до грузовика там далеко, - усмехнулась Женя. Потом улыбка сошла с ее губ, она сделала глубокий вдох и сказала: - Юль… Мне сложно о таком говорить. И я понимаю… очень хорошо понимаю, что не имею права спрашивать тебя. Но… скажи, между тобой и Богданом что-то было?
Юля вздрогнула. Быстро глянула на Женьку и медленно кивнула.
- Это так заметно? – бледнея, спросила она.
- Да… Нет… Подожди, значит, было?
- Жень, - выдохнула младшая и шагнула к сестре. Потерла ладонями лицо и, с трудом справляясь с эмоциями, рвано проговорила: - Я когда ногу повредила, в лесу... меня Богдан нашел... и так получилось, что... я из-за этого от Димы ушла. Я с ним поговорю, правда. Я все ему объясню. Я и так уже саму себя убить готова.
Женя сосредоточенно помолчала минуту, раскладывая по полочкам услышанное, которое если и было ответом на ее вопрос, то совсем не тем, который она стремилась получить. И все же сейчас это косвенным образом могло быть подтверждением тому, на чем отчаянно настаивал Рома. Женька подхватилась на ноги, стремительно усадила в кресло Юльку и, устроившись на широком подлокотнике рядом, обняла сестру за плечи.
- Хорошая моя… - Женя прижалась щекой к ее макушке и осторожно спросила: – А есть хоть какая-то вероятность того, что Андрей – сын Богдана?
Юля дернулась в ее руках и резко подняла вверх голову. В лице было совершенно искреннее непонимание, выразившееся коротким словом:
- Что?
Женя снова переместилась. Раскрыв толстый альбом, она выудила из него фотографию, которую вчера явил ей муж, и показала Юле.
- Вот что.
Та медленно, будто бы умирая от страха, опустила взгляд к снимку. На самом деле она и правда умирала от страха. С ума от него сходила. Чувствовала, как позвоночником проходят болезненные импульсы, как подкатывает тошнота. Как от ужаса прошибает пот и становится липкой кожа. Потому что пока она смотрела на карточку с маленьким мальчиком на ней, никак не могла сосредоточиться. Никак не могла сконцентрироваться. Никак не могла понять, что это такое Женька ей теперь показывает и зачем.
Потому что тот миропорядок, в котором она жила все последние годы не мог, не должен был, не имел права пойти трещинами и начать крошиться прямо сейчас. И единственное, что берегло ее от обломков – это надежда, что глаза ей врут.
Вот только они не врали.
Юля медленно забрала из Жениной руки фотографию и издала едва слышный всхлипывающий звук, фокусируясь на изображении, но вместо него видела саму себя, загибающую пальцы три года назад, пытающуюся что-то там высчитать, и ни черта не понимая, как считать, пока врачи не объяснили, оказавшись катастрофически прозорливыми.
Катастрофически. Прозорливыми.
Она снова вскинула отчаянный взгляд на старшую сестру.
Та молчала, напряженно вглядываясь в Юльку. В ее голове совершенно некстати мелькнуло давно забытое воспоминание о двух одинаковых розах самого не подходящего ни к чему цвета. И в этот момент вместо ответа на свой вопрос Женя услышала:
- Мамочки...
