Сьюзен Сассман - На диете
Эшли, сделавшись серой, как засохшая грязь, метнула панический взгляд на Фрэнклина. Впустую. Он вообще не уловил суть спора, – по обыкновению, слышал только то, что ему было нужно.
– Так ты не станешь связываться с газетчиками? Я правильно понял?
– Правильно, Фрэнклин. И насчет детей ты прав. В переходном возрасте и без того хватает проблем, а тут еще отец за решеткой...
– Я рад, что ты так благоразумна.
– Я просто воплощение благоразумия.
Опустив ноги, я выдвинула ящик стола и извлекла семейную бухгалтерскую книгу. Пора наносить решающий удар.
– Фрэнклин, гости тебя заждались. Но напоследок взгляни вот на эти цифры. Любопытно, наверное, почему они тебя так обожают? – Я нашла нужную страницу. Записи и впрямь выглядели впечатляюще. – Вот, ознакомься. Столько ты выплатил каждому.
Фрэнклин шагнул ко мне, и я поспешила освободить кресло. Оно ему понадобится.
– Они получили сполна всю сумму, включая и твою треть. Восхищаюсь твоим благородством, Фрэнклин. Не всякий адвокат откажется от законной доли. А уж с подарочными талонами ты и вовсе переборщил. Учись обуздывать свою щедрую натуру. – Фрэнклин упал в кресло. – Дом со дня на день переходит к новым владельцам. Все акции наш брокер продал по моей просьбе, а... Впрочем, сам прочитаешь. Мне же пора возвращаться в гостиную. Где дверь, ты знаешь.
Вцепившись пальцами в волосы, он раскачивался над безжалостными колонками цифр.
– Не может быть... Ты не могла так со мной обойтись! Ведь это конец, конец всему... У двери я задержалась.
– Конец? Это как посмотреть.
ФЕВРАЛЬ (86 – ?)
На Мичиган-авеню бесновался ледяной ветер. Стоило вынырнуть из теплого нутра церкви он ударил в лицо, пригибая к земле. Я обхватила Рикки и Джейсона, и мы двинулись против ветра, торопясь завернуть за угол. Перехватывало дыхание, но я методично заглатывала крохотными порциями свежий влажный воздух. Только отвязался липкий приторный дух всех этих лосьонов, гелей и прочих притираний, которыми умащивает себя Стэнфорд.
После поминальной службы мне пришлось чмокнуть губами воздух в сантиметре от его щеки. Да вдобавок любезно кивнуть особе, вцепившейся в его рукав, как репей в собачий хвост, милое лицо – ничего хищно-кошачьего. Неужели Стэнфорда сменились вкусы? И задница у кстати сказать, оказалась далеко не сорокового размера – полноценный сорок шестой. Стэнфорда она обожала, всего целиком, с головы до ног, не рассуждая. Это бросалось в глаза даже издали. Может, хоть в этом браке ему удастся понять, что такое счастье?
Фрэнклин тоже был приглашен на церемонию. Я знала это наверняка – почта по ошибке прислала мне адресованное ему приглашение. Я переправила его по назначению, но экс-супругу хватило здравого смысла не воспользоваться им.
Держась друг за друга, мы с Рикки и Джексоном брели по негостеприимной улице к Водонапорной башне[16]. Я окинула взглядом своих сизых от холода детей и едва не выпалила командирским тоном: “А ну застегнитесь! И чтоб сию секунду надели варежки, шарфы и шапки!” Но прикусила язык.
Как-то раз дети вызвали меня на разговор и доходчиво объяснили, что если мне холодно – пожалуйста, могу кутаться во все подряд и вообще согреваться всеми доступными способами. Это мое право, я ведь взрослый человек. Но и они уже достаточно взрослые, чтобы пользоваться такими же правами. Я тогда онемела от потрясения, но, поразмыслив, признала: так и есть. Правда, предупредила, что старые привычки не сдадутся без боя. Семнадцать лет была опекающей и поучающей мамашей, объяснила я, так проявите понимание, если меня вдруг потянет на прежнее.
Со временем я оценила прелесть нашего нового договора. Мне больше не надо вникать во все и лично отвечать за любую мелочь. Конечно, порой во мне пробуждается Барбара-наседка, квохчет и хлопает крыльями. Вот как сейчас: “Простудятся. Заболеют”. Правда, зима уже кончается, а до сих пор ни насморка, ни гриппа, не говоря уже о воспалении легких и обморожениях. Приступы у меня случаются не только из-за одежды, а по любому поводу. “Почему читаете в темноте? Включите настольную лампу!”, “Почему босиком?” – и все такое прочее. Но стоит детям кинуть на меня укоризненный взгляд, и я спохватываюсь.
Взамен они больше не требуют, чтобы я носилась с ними. И никаких попреков за пустой холодильник и невыглаженное платье. Я научила их управляться с духовкой и стиральной машиной. Мы составили расписание и занимаемся домашними обязанностями все по очереди. Бывает, они принимаются ныть, не без этого. Тогда я спокойно напоминаю, что нельзя добиваться взрослого отношения к себе, когда это выгодно, а в остальном прикидываться беспомощными младенцами. Пусть выберут что-то одно. Им решать. В конце концов они предпочли права и обязанности взрослых людей.
На притирку у нас ушло несколько месяцев. В каждом засели ржавые гвозди прежних убеждений и привычек, и выдрать их оказалось нелегко.
Жилье мы искали вместе и выбрали то, что приглянулось всем троим. Это просторная – шесть комнат – уютная квартира возле парка Линкольна. Дом простоял без ремонта с самой постройки, потому-то я и потянула такие роскошные апартаменты. На деле это означает, что при северо-восточном ветре все шесть комнат продуваются насквозь. Зато прямо под боком школа, где теперь учатся дети, и до центра рукой подать. Главное, рядом оказались остановки всех полезных маршрутов, и автобусы ходят исправно. Поначалу Рикки и Джейсон едва верили, что можно жить без машины. Но они удивительно быстро приноровились подгонять свои планы под расписание общественного транспорта.
В субботу к Башне было не пробиться. Похоже, пол-Чикаго съехалось полюбоваться картинами и посмотреть на город с верхотуры. Мы ввинтились в толпу, осаждавшую эскалатор, и поплыли вверх, стиснутые со всех сторон.
– Где перекусим?
– В “Макдоналдсе”! – без раздумий ответил Джейсон.
– Там все жирное и жареное-пережареное, – возразила Рикки. – От этого толстеют.
– Можешь взять салат.
– И не подумаю. Для меня в этой забегаловке ничего съедобного нет.
Я взъерошила Джейсону волосы. Боже, да он почти с меня ростом!
– Вот что, Джейс. Пожалуй, мы с Рикки пойдем в “Рай для гурманов”. Как проглотишь свой гамбургер, дуй к нам за десертом.
В ресторане оказалось полно народу. Рикки пристроилась в хвост очереди, а я отыскала многообещающий столик у самого окна. Три делового вида дамы приканчивали послеобеденную сигарету – не первую, судя по пепельнице. Одна то и дело посматривала на меня, явно ломая голову, откуда ей знакомо мое лицо.
С тех пор как в газете “Глоб” стали печатать мою фотографию, такое случалось сплошь и рядом. Моя колонка выходила теперь четыре раза в неделю. К тому же ее перепечатывало несколько газет в других городах – тоже какой-никакой приработок. Больше того, местные общественные организации и всевозможные кружки по интересам вдруг наперебой стали зазывать меня выступить. Что их на это толкало, ума не приложу, – может, безрассудство устроителей, а скорее то, что я очень дешево обходилась.
