Он. Она. Другая (СИ) - Лия Султан
— Дадака, — вполголоса произносит она. — А ты можешь меня отпустить?
— Да…конечно. Прости.
Нафиса опускает голову и смотрит на свои кроссовки.
— Мам, у меня шнурки развязались.
— Давай, сядем и я тебе завяжу. А то мама не может сейчас нагинаться, — Сабина снова гладит живот.
— Нет, я хочу, чтобы папа завязал, — требовательно говорит малышка.
— Хорошо, — обрадовавшись, сажусь на колено и тяну руки, — я завяжу.
— Нет, я хочу, чтобы мой другой папа завязал. Ты не умеешь делать зайчика. Папа!
Мне кувалдой грудную клетку пробивают, ломая кости без возможности восстановления. Поднявшись на ноги, понимаю, что дышать нестерпимо больно. Как и смотреть. Она летит к нему, запрыгивает на руки, в ухо что-то шепчет. Ее отчим смеется, кивает, спускает ее на пол. Наблюдаю за тем, как мужик тоже садится на колено, вытягивает розовые шнурки и делает две петельки. Он занял мое место. Так просто. Я не тот, к кому она обращается за помощью.
— Таир, извини, но мне надо идти, — в реальность меня возвращает голос Сабины. — Не переживай. Она снова привыкнет к тебе. Просто дай ей время.
— Да, конечно. Ты права, — соглашаюсь в надежде, что так и будет. — Как ты, Сабин?
— Отлично, спасибо.
— Кого ждешь? — взглядом указываю на ее живот.
— Мальчика.
— Ух ты! Поздравляю!
— Еще раз спасибо.
— Мама! — окликает ее дочка и машет рукой, стоя рядом с новым мужем Сабины. “Они теперь семья”, звучит в моей голове.
— Иди. Тебя ждут.
Наблюдаю за тем, как она разворачивается и идет к ним, придерживая живот. Как он кладет руку на ее спину, улыбается, что-то говорит ей, а она в ответ смеется также искренне, как и мне когда-то. Я рад, что она теперь счастлива.
Заметив на себе недобрый взгляд тети и дяди Сабины, киваю им в знак приветствия, но подойти не решаюсь — они, вероятно, все также меня не жалуют. Выхожу из зала и на свое счастье нахожу опору в высоком подоконнике, в который чуть ли не вгрызаюсь. Смотрю в окно на падающий большими хлопьями снег, а перед глазами стоит моя трехлетняя дочь тогда, в торговом центре. Картинка, которую я пытался забыть, но которая несколько раз снилась мне в кошмарах. Нафиса на руках своей матери плачет, тянет ко мне руки и кричит: “Это мой папа”. Только в своем сне я видел, как в ее глазах застыла мольба: “Беги за мной”. А я не побежал. И теперь она уже бежит не ко мне, а от меня к другому. Смогу ли я когда-нибудь вернуть доверие родной дочери, которая, кажется, в свои пять знает и понимает больше, чем мы, взрослые?
ЭПИЛОГ
Десять лет спустя
— Мааам, я дома, — кричит Нафиса из холла.
— На кухне! — отвечаю ей, упаковывая в контейнер “гёш-нан” (уйгурские чебуреки с мясом), который сделала специально для свекров в знак благодарности за то, что забирают к себе мальчиков на ночевку.
— О как пахнет! — дочка плюхается на стул и тут же тянет руку к орешкам в вазе на столе.
— Ты руки-то мыла? — хмурюсь я.
— Они чистые, — выставляет вперед ладошки. — Я ничего не трогала.
Моя девочка стала совсем взрослой пятнадцатилетней девушкой. Она уже очень самостоятельная, умная, с хорошим чувством юмора. В этом Нафиса в тетю. Самое главное — может за себя постоять и четко знает, чего хочет.
— А где папа? — интересуется “Иса” — как называют ее младшие братья — Камиль и Адыл. Им было сложно выговаривать ее полное имя, поэтому они сократили его всего до трех букв.
— Папа сейчас приедет, а потом опять уедет отвезти мальчиков к бабушке и дедушке, — плотно накрываю контейнер крышкой и защелкиваю.
— Оу, пусть передают мой пламенный привет! В особенности дедуле. Люблю его, — Нафиса отправляет в рот горсть кешью, а смеюсь над ней. Да, отец Наримана с первых дней поладил с нашей девочкой и сразу же записал в свои. А вот свекровь относилась к ней всегда ровно, но хорошо. Я ее во многом понимаю, у самой два пацана — десяти и восьми лет. Я их так люблю, что боюсь отпускать.
— Нафиса! Ну ты же девушка!
— Я голодная, — говорит с набитым ртом.
— Ты же у отца была. Не кормили тебя там что ли?
Знаю, что сейчас именно он ее подвез, только не зашел. Мы не устанавливали такие правила, он сам так решил.
— Мы были в кафе как всегда.
— И как у него дела?
— Все путем. Грустный только, мне показалось. Или просто уставший. Поседел бедняжка. Это и неудивительно с такой женой. Кстати, дадака передал тебе привет, пока его мымра не слышала, — хихикает она.
— Нафиса! Ну сколько я буду просить тебя: не называй так его жену. Ему это будет неприятно.
— Так он же нас не слышит! — смеется она и тянется к графину с водой и стакану. — Чистый да?
— Чистый, — киваю. — Так что? Как вы посидели?
— Норм. Старший их — Алан — тот еще фрукт, вредный, как мать. Вечно задирает младшего. Мне даже жалко Масима. Кажется, я немного люблю его, — задумавшись, признается она.
— Вот видишь, как хорошо. Он же тоже с тобой одной крови.
— Масимку дада в честь буваки назвал. И он правда на него похож. Все-таки в Искаковых он.
Я видела этого пятилетнего мальчика только на фотографиях, но могу сказать, что он и вправду похож на моего покойного свекра. И то, что Таир назвал его в честь отца, многое значит. И хотя у нас не принято давать новорожденным имена умерших родных, бывший муж нашел лазейку. Полное имя его отца Масимжан. Таир же оставил только первую часть — Масим. К самому младшему внуку прониклась и его бабушка. Со временем она стала изредка ездить в гости к внукам и видеться с новой снохой. Отношения у них прохладные, но Рахилям-апа решила быть дипломатом ради мальчиков. Но вот золовки со второй снохой не общаются.
А вот с Аланом и Элей Нафиса так и не нашла общий язык и я подозреваю, что все это идет из детства, когда мы дважды столкнулись с ними. Вот уже несколько лет дочка встречается с отцом не только на нейтральной территории, но и в большой квартире отца в элитном ЖК. Таир вошел в топ-менеджмент компании, все также много работает и ездит по миру. Надеюсь, у него все хорошо.
Как только мы с Нариманом поженились,
