Сахар на обветренных губах (СИ) - Кит Тата
— Понятно, — хохотнул Костя, а я развернулась обратно к перилам, вцепилась в их край, чтобы удержать себя вертикально и стала разглядывать ночной город, который с этого ракурса вижу впервые.
Здесь, в основном, новостройки, красивые неоновые вывески, светофоры, фонари под старину вдоль пешеходных дорожек. И детская площадка, которая действительно для детей, а не для распивающих в ночи алкоголь взрослых.
— Мне кажется, будет логичнее сделать так… — произнес Костя, и я почувствовала, как он вновь укрыл меня не просто пледом, а собой, завернутым в плед. Его руки обняли мои плечи, чуть щетинистый подбородок коснулся моей щеки, заставив чуть отклонить голову к плечу, чтобы Косте было удобнее. Под пледом я нащупала его руки и обхватила их так же, как почти час назад на кухне. Расслабилась, позволив себе откинуться на Костю и почувствовать, насколько надёжной опорой он сейчас для меня является. Откинулась затылком на широкое плечо и расслабленно прикрыла глаза. Костя ещё плотнее укутал меня в плед. Будто немного подумав, просто уткнулся носом в сгиб моей шеи. Глубоко вдохнул и протяжно выдохнул.
— Щекотно, — шепнула я с улыбкой и повела плечом, чувствуя, как тепло мужского дыхания прокралось под мягкую ткань и пустило мурашки по коже.
Почувствовав его улыбку, я полностью отдалась объятиям и ощущениям тепла и надёжности, пока он держит меня так крепко и долго.
Не знаю, сколько мы так простояли, но, когда Костя отстранился, я поняла, что хотелось бы подольше.
— Давай, я уложу тебя спать и поеду, — сказал Костя. — Чувствую, тебя рубит. Да и сам бы я не отказался вырубиться. День реально был тяжёлым.
Мгновенно стало тоскливо и одиноко. Но я привычно подавила свои истинные эмоции, нацепила на лицо маску легкости и беззаботности, и согласно кивнула.
Костя стянул с себя плед, укрыл меня им и первым вышел с балкона. Я пошла за ним, закрыла стеклянную дверь и остановилась в крошечной прихожей, где Костя, шлёпая ладонями по карманам, проверял, не забыл ли он чего.
Опираясь плечом о стену и поджимая губы, я наблюдала за тем, как он совершенно неспешно надевал кроссовки и завязывал шнурки.
На кончике языка застыла просьба «останься», но я понимала, что в жизни не смогу открыто так сказать о том, чего хочу.
Я не умею. Да и боюсь. Боюсь, что он откажет мне. Жизнь уже давно научила меня не выпрашивать и не ждать взаимности от кого-либо.
Но что-то внутри, спрятанное за солнечным сплетением, толкало меня не молчать.
— Может… — начала я робко и тут же пожелала провалиться сквозь землю, когда Костя, сидящий на маленьком мягком пуфике, вопросительно посмотрел на меня снизу вверх. — Может, останешься с ночевкой? Просто… — я сейчас просто умру со стыда. — Просто, ты сказал, что тебя рубит. Вдруг что-нибудь в дороге случится? Ты, всё-таки, за рулём… Я не хочу, чтобы ты рисковал жизнью из-за моего негостеприимства.
В конце я робко хохотнула, но очень старательно делала вид, что все сказанные только что слова дались мне с легкостью.
— В принципе… — Костя неуверенно пожал плечами и, задумавшись, посмотрел куда-то над моей головой. — Почему бы и нет?
— Вот и я думаю… Что такого, да? — подхватила я тут же, отыгрывая лёгкость и непринужденность. — Я у тебя вообще жила почти два месяца. И ничего. И всё нормально.
— Ага, нормально, — Костя улыбнулся и качнул головой. Упёрся локтями в колени и опустил взгляд на свои кроссовки. — В общем-то, можно и остаться. Хозяйка же не будет против?
— А кто ей скажет?
— Ну, да…
Два с виду взрослых человека с важным выражением на лицах делают вид, что совершенно детские аргументы являются весомыми.
В любом случае, это безопаснее, чем признаться в том, что мы пока не можем отпустить друг друга.
— Ну, диван так диван, — заключил Костя, резко встал. И гораздо быстрее, чем надевал, снял кроссовки, даже не пытаясь развязать на них шнурки.
Подавив глупый смешок, я прошла за Костей, который уже примерялся к диванчику в гостиной.
Он скептически смотрел на это мебельное великолепие, скрестив руки на груди.
— Что? — поинтересовалась я аккуратно, встав рядом с ним и тоже уставившись на диван.
— Да вот, думаю, на этом диване высплюсь я или только моя задница?
— Может, он раскладывается?
Костя наклонился, подцепил один край диванчика, другой. Встал перед ним на колени, посветил фонариком телефона по днищу, но, похоже, ничего не нашёл.
— Не раскладывается, — заключил он безрадостно. — Ну, ладно. Как-нибудь устроюсь. Всё равно уже поздно ехать домой.
Костя завёл руки за голову и стянул толстовку. Набросил её на спинку рядом стоящего стула, следом снял и футболку.
Когда он взялся за ремень джинсов, я поняла, что на этом пялиться на него достаточно.
Можно подумать, до этого дня я не видела его обнаженного торса.
— Спокойной ночи, — обронила я, убегая как трусиха за стеллаж, где меня ждала кровать. Но пришлось вернуться, чтобы отдать Косте плед, который всё это время грел мои плечи. — Возьми, — я протянула ему плед, стараясь при этом не смотреть в сторону Кости. Ремень уже брякнул, значит, джинсы вряд ли сейчас прикрывают его зад. — И, давай, я дам тебе постельное. Хотя бы простыню постелешь. И подушку тебе дам. У меня на кровати их все равно аж четыре штуки.
— У меня здесь больше, — насмешливо фыркнул Костя, намекая на миллион мелких разноцветных подушечек.
— Ну, смотри сам. Если что, я предложила, — протараторила я, наконец, смогла быстро уйти и спрятаться под одеялом на новой мягчайшей кровати, в которой утонула, как в облаке.
Глядя в потолок, ждала, когда Костя тоже ляжет и выключит свет напольной лампы.
Через минуту свет погас. Под тяжестью Костиного тела тихо скрипнул диванчик.
— Спокойной ночи, — произнес он тихо.
— Спокойной, — отозвалась я эхом и прикусила нижнюю губу, думая о том, как ему там наверняка неудобно. Этот диванчик хорош, но явно не для сна крепкого мужчины ростом выше метра восемьдесят.
Я перекатилась на бок, спиной к нему, и закрыла глаза, надеясь как можно скорее уснуть. Завтра сложный день. Наверное, сложнее, чем сегодняшний. Мне нужны силы и ясная голова.
Я старалась думать о завтрашнем дне, как его выстроить, но в итоге постоянно отвлекалась мыслями на Костю, который ворочался на маленьком диванчике и вздыхал, явно испытывая дискомфорт.
Я слышала, как он уронил на пол, наверное, все диванные подушечки. Как поскрипывал под ним диван на тонких деревянных ножках, и как сам он кряхтел, пытаясь устроиться поудобнее.
— Может, поменяемся? — предложила я, наверное, минут через двадцать этой пытки для нас обоих.
— Я — нормально, — отозвался тут же Костя.
И снова я слушала двадцать минут пыхтения и не меньше пыхтела из-за того, насколько его дискомфорт был осязаем.
Не выдержав, я скинула с себя одеяло и сползла с постели. Зашла за стеллаж и, не сдержавшись, усмехнулась, увидев Костю, одна нога которого лежала на полу, а вторая на спинке дивана.
Он лежал на спине, обнимал маленькую круглую подушечку и делал вид, что у него всё классно.
— Это, по-твоему, нормально? — повела я бровью.
— Я уже даже почти уснул, — сонно произнес Костя, повернувшись ко мне лицом.
— Уснул? Вот так? Слушай, давай поменяемся. Мне здесь точно будет нормально. По крайней мере, нормальнее твоего «нормально».
— А чем плохо моё «нормально»? — нарочито возмутился Костя и вновь отвернулся от меня, сделав вид, что засыпает. — Моё «нормально» самое нормальное «нормально», — сонно пробормотал он.
Закатив глаза, я подошла к Косте ближе и ещё раз оценила масштаб «трагедии».
— Ну, неудобно же тебе, — цокнула я возмущенно. Подхватила край пледа, лежащего на полу, и специально накинула его на невозмутимое Костино лицо. — Так тоже нормально? — спросила я насмешливо.
— Вы в курсе, что в вашей ночлежке плохо обращаются с постояльцами? — вопросил Костя, садясь и стягивая с головы плед.
