Последняя из Танов - Лорен Хо
А еще я прохожу собеседования на позицию главы юридического департамента международного благотворительного фонда, который работает с беженцами в Куала-Лумпуре. Работа интересна и наполнена смыслом – как раз такая, ради которой я пошла в юриспруденцию. Я прошла уже два собеседования, и шансы выглядят отлично. Впрочем, если я ее получу, мне придется вернуться на родину. Переезд меня немного беспокоит, честно говоря, – столько времени уже прошло. Жестокие пробки, придорожные торговцы, карманники, бродячие музыканты, торчки, смог, жара, суета и хаотичная влажная красота Куала-Лумпура снова станут моими.
Но хотя бы я буду жить ближе к семье.
Семья ведь – это практически все, что есть в жизни. Но не единственное.
Пятница, 16 декабря
Мы с Линдой собирались на неделю лететь в Чиангмай на девичник Хелен, который спонсировала тетушка Вэй Вэй (свадьба Хелен назначена на тридцать первое декабря). Линда вызвалась его организовать, пообещав, что будет очень весело, но по какой-то невообразимой причине выбрала местом проведения молчаливый ретрит. Роскошный шестизвездочный ретрит, но там запрещены алкоголь, электронные приборы и разговоры. И она собиралась сообщить об этом ничего не подозревающим невесте и ее подружкам (трем кузинам, которых мы недолюбливали) в последний момент (собственно, когда мы уже оказались на месте).
– Месть, – сказала Линда, – за то, когда она назвала нас кучкой старых дев-неудачниц.
– Она никогда так не говорила, – возразила я ей.
– Ее глаза это сказали.
– Это вообще была тетушка Вэй Вэй. И я все же уверена, что она не совсем так выразилась.
– Какая разница. Дети в ответе за грехи своих родителей, или ты ничего полезного так и не извлекла из «Игры престолов»? Все остальные Таны просто случайные жертвы обстоятельств.
Боже мой, Линда действительно сумасшедшая.
– Кроме того, так нам не придется ни с кем из них разговаривать. Вдобавок я заполучила через знакомых отличную скидку, так что тебе, дорогуша, не придется платить ни цента.
Я ее обняла. Линду можно описать разными словами, но главное – она была моей самой дорогой и любимой подругой.
* * *
После турбулентного перелета я наконец в Чиангмай на молчаливом ретрите в окружении офисного планктона – они либо с унылыми, либо с обезумевшими лицами. Сам ретрит будто сошел прямиком со страниц статьи «Конде Наст» с этими красивейшими деревянными виллами в центре декоративного (?) пруда с лилиями, роскошный до мелочей. Насколько роскошный, спросите вы? В качестве униформы нам с девочками выдали костюмчики из чистого льна и пижамы из чистого органического хлопка, да и вообще тут все было органическим и купленным у местных фермеров. Питьевая вода была «заряжена» полудрагоценными камнями и настояна на травах и цветах; в каждой комнате стояли полноценные двуспальные кровати, а также джакузи для «вечерних ванн для размышлений». Занятия там вел какой-то всемирно известный гуру йоги, и каждый вечер с небес призывали ангелов, чтобы они лично благословили сны гостей ретрита. Линда не скупилась, даже когда речь шла о мести.
К сожалению, несмотря на роскошное постельное белье из египетского хлопка в 1200 нитей, при всем перечисленном это был один из тех строгих ретритов, где гости должны провести ДЕСЯТЬ ДНЕЙ в «благословенном» полном молчании, занимаясь йогой, медитируя, бездумно глядя в пространство, мысленно составляя хайку или списки дел, все такое. Проводились также и групповые медитации, и занятия йогой, но даже на них нельзя было общаться, запрещалось даже встречаться взглядами. Можно было писать записки персоналу, но это максимум. Нарушение обета молчания несло серьезные финансовые потери – у гостя могли отобрать «депозит молчания» – а я этого себе позволить не могла. Чтобы задушить все порывы связаться с жестоким современным миром, на территории не было никаких электронных устройств, если не считать идиотский древний телефонный аппарат у стойки администратора, который использовался в экстренных случаях. Никаких модемов, вайфая, мобильников и даже книг или музыки – только наши голые мысли, желания, мечты и тела, сливающиеся воедино со вселенной.
Пошло оно все.
Хелен и кузины смылись на второй вечер и, полагаю, улетели домой, если верить оставленной у администратора записке. Я засмеялась (беззвучно). Пока не вспомнила о том, что сама тут застряла.
На четвертый день я уже была готова устроить побег или подкупить кого-нибудь за десять минут доступа в интернет. И я даже согласна была подсоединиться по модему. Что угодно!
На пятый день я буквально начинала трястись от вожделения при одной мысли о своем телефоне, даже о рабочем. Я не могла вспомнить, зачем вообще ушла из компании, если из-за этого лишилась возможности печатать на той прекрасной на ощупь клавиатуре. Я скучала по своим телефонам. Я не могла даже поиграть в «Кэнди Краш» (зависимость от которой у меня совершенно не возобновилась).
К шестому дню, стоило нам оказаться наедине в комнате, я на языке жестов умоляла Линду, чтобы она забрала меня домой. Странным образом она сама казалась весьма умиротворенной в отсутствие гаджетов. Она злобно зыркала на меня, но не нарушала молчания, и не из страха потерять депозит, а потому, что другие гости никому не давали спуску. Я видела, как они объединились против одной женщины, которая на третий день начала бормотать что-то у портрета достопочтенного гуру, – они ее так энергично зашикали, выпуская собственный накопленный негатив, что та расплакалась и была выведена вон с территории ретрита. С депозитом, полагаю, ей пришлось попрощаться.
Пока что все идет плохо: Линда держится, и я не могу дать слабину первой.
Вот как обстоят дела со мной. Предполагается, что медитируем и ведем дневник размышлений по вечерам, тщательно записывая, что должно придать им ясность и подтолкнуть наши мозги к разрешению эмоциональных конфликтов. На самом же деле я просто чирикала каракули в своем дневнике и писала длинные бессвязные стихотворения Сурешу. В стихах я объяснялась в чувствах и говорила, как жалею, что отталкивала его каждый раз, когда он пытался сблизиться, а потом уже было поздно. А в конце вечера я беззвучно проговаривала написанное, после чего методично рвала листки на длинные полоски, получая странное удовлетворение от того, как наглядно разрушаются мои сокровенные мысли и истинные чувства.