Сердце вне игры (ЛП) - Лоусон Никки
— Я могу и сделаю.
Его глаза сверкают гневом, и он показывает на меня пальцем.
— Нет, не сделаешь. Мы говорим о твоем брате! Ради бога, это твоя семья. У нас есть репутация, которую нужно поддерживать…
— Скажи это Бренту. Это он издевался над Гвен и сделал свою любовницу беременной.
Отец в отчаянии закрывает глаза и подносит руку ко лбу, как будто у него уже болит голова от напряжения. Более мстительная сторона моей личности надеется на то, что он так и есть.
— Мы уже обсудили это, сынок, — говорит он, говоря медленно. — Причина, по которой мы решили позволить тебе взять на себя ответственность…
— Причина, по которой ты решил шантажировать меня, чтобы я взял на себя ответственность, заключается в том, что Брент — «идеальный сын», а я тот, на кого тебе плевать, — отвечаю за него. Затем я качаю головой. — Но это не имеет значения. Потому что мне плевать на то, что ты обо мне думаешь. Я тут не облажался. Брент сделал это. Это он причинил вред семье, это он предал женщину, которую любил, а не я. А теперь вам с Брентом придется смириться с этим и встретиться лицом к лицу с последствиями.
Марго все еще стоит рядом со мной, так близко, что я чувствую тепло ее тела, и отвожу взгляд от быстро краснеющего лица отца, чтобы посмотреть на нее сверху вниз.
— Я не позволю людям, которые мне дороги, пострадать из-за ошибок, которые допустила моя чертова семья, — отвечаю я, говоря теперь как в ее сторону, так и в сторону отца. — Я люблю эту женщину. Она моя. Она для меня все. И я хочу, чтобы об этом узнал весь мир. Я хочу, чтобы мир знал, что я всегда буду рядом с ней, несмотря ни на что.
Несмотря на напряжение, которое окутало комнату густым дымом, Марго мягко улыбается мне, ее серые глаза сияют.
Отец усмехается себе под нос, возвращая мое внимание к себе, и когда наши взгляды встречаются, он качает головой. Он отказался от всякого притворства, что это мирная дискуссия, и его губы уродливо искривлены, когда он улыбается мне.
— Она действительно «все для тебя», сынок? — насмешливо спрашивает он. — Потому что, если бы это было правдой, я не думаю, что ты был бы готов рисковать ее репутацией, чтобы сохранить свою.
— Я не буду, — мой голос становится жестче. — Она уже призналась человеку, у которого украла деньги. Мы вернули ему деньги, даже добавили, и он согласился забыть об этом.
Голова моего отца откидывается назад, и он на секунду шатается, прежде чем прийти в себя, скрещивая руки на груди и рыча:
— То, что Натаниэлю все равно, это не значит, что нынешние или будущие работодатели твоей маленькой подружки закроют на это глаза, они не будут заинтересованы в ней, зная, что она воровка. Я все еще могу разрушить все, сынок.
— Ага, — киваю, выдерживая его взгляд. — Думаю, ты мог бы. Но и я могу разрушить твою жизнь.
Его брови взлетели вверх.
— Что?
— Если ты начнешь говорить, я тоже начну говорить, — отвечаю я спокойно. — И у меня гораздо больше доказательств, чем у тебя.
— О чем ты говоришь?
Подхожу ближе к отцу, желая, чтобы он увидел мое серьезное лицо, пока я говорю.
— Если ты скажешь кому-нибудь хоть слово о Марго, я расскажу миру все семейные тайны Блейков, которые ты спрятал в хранилище, — предупреждаю я его. — И я знаю, что есть много таких, которые ты не хочешь открывать миру.
Отец тяжело дышит и впервые с момента нашего приезда выглядит по-настоящему обеспокоенным.
— Ты этого не сделаешь, — хрипит он, голос напряжен. — Ты бы не предал свою семью вот так…
— Моя семья, — я указываю на Марго, — здесь. И я буду защищать ее каждым вздохом своего тела. Ты понял?
Теперь он тяжело дышит, как будто только что взобрался на склон горы, и облизывает губы, как будто пытается найти что-то еще, что сказать, какой-то другой способ пригрозить или уговорить меня. Но мои слова должно быть наконец-то дошли до него, потому что после долгого молчания он пристально смотрит на меня.
— Твоя мать будет так разочарована в тебе, — он буквально зарычал.
Я качаю головой.
— Мне все равно.
Мы сделали то, ради чего пришли сюда, и по тому, как отец практически дрожит от гнева, могу сказать, что он знает, что я не блефую. Поэтому снова поворачиваюсь к Марго и беру ее за руку, чтобы вывести обратно на улицу.
Но мы доходим только до двери гостиной, прежде чем она разворачивается и снова смотрит на моего отца. Ее нежные пальцы ускользают от моих, когда она делает несколько шагов к нему, и на ее лице появляется выражение, которого я никогда раньше не видел.
— Знаете, — говорит она, голос немного дрожит. — Жаль, что вы так и не нашли время узнать своего сына или человека, которым он оказался. Потому что Ноа замечательный человек. Он добрый, веселый и невероятно щедрый, — она невесело смеется. — И вы не имеете к этому никакого отношения. Он вырос замечательным парнем, несмотря на то что у него был такой отец, как вы, и это делает его еще более замечательным. Он мог бы вырасти жестоким, злобным, высокомерным человеком, таким же, как тот, кто его воспитал. Но вместо этого он один из лучших людей, которых я знаю.
Мое сердце сжимается в груди при ее словах, любовь к ней бурлит во мне так сильно, что я почти не могу дышать. Мой отец почти такого же роста, как я, но на ее лице нет ни грамма страха, когда она противостоит ему, говоря вещи, которые звучат так, будто они уже давно назрели внутри нее. Марго очень храбрая, и мне чертовски повезло, что она выбрала меня.
— Мне вас жаль, — добавляет она, ее голос немного понижается, когда она смотрит на моего отца.
По тому, как сжимаются его челюсти, я могу сказать, что это, безусловно, разозлило его больше всего. Его могло бы меньше волновать, что его назовут плохим родителем или напомнят о его высокомерии, но сказать ему, что тебе его жаль? Это переходит черту.
— Вы так много упустили, оттолкнув Ноа, — мягко продолжает она, — сделав свою любовь к нему условной. Возможно, однажды вы это поймете, хотя будет уже слишком поздно. Но это не имеет значения. Потому что в его жизни так много других людей, которые заботятся о нем. Вы ему не нужны.
Ярость на лице моего отца омрачает его черты, а губы растягиваются в ухмылке.
— Я был прав насчет тебя с самого начала. Я знал, что ты…
Я делаю шаг вперед, прежде чем он успевает закончить, вставая между ним и Марго.
— Следи за своим чертовым языком, — говорю ему с рычанием в голосе. — Ты говоришь о моей будущей жене.
Его рот захлопывается, и меня наполняет чувство мрачного удовлетворения. Я оглядываюсь через плечо на Марго, которая кивает, давая мне понять, что закончила свою речь. Затем мы вдвоем направляемся к входной двери, оставляя моего отца одного в гостиной.
Когда мы выходим на широкую веранду и дверь за нами закрывается, я чувствую окончательность происходящего. Это было в последний раз.
Мы с Марго молча садимся в машину, и я не могу перестать прокручивать в голове все, что она только что сказала, снова и снова, пока веду машину. Я решаю поехать по наземной улице вместо шоссе, слишком отвлеченный, чтобы справиться с пробками, и, выведя нас из района моих родителей на тихую проселочную дорогу, я смотрю на красивую женщину рядом со мной.
Ее нижняя губа зажата между зубами, и в то же время она смотрит на меня. Наши взгляды встречаются, и вдруг я не могу вынести того факта, что ее нет в моих объятиях. Нажимая на тормоз, я съезжаю на обочину тихой улицы и глушу двигатель. Затем отодвигаю сиденье и тянусь к ней, расстегиваю ремень безопасности и усаживаю ее к себе на колени.
Ее колени упираются в сиденье по обе стороны от меня, и, хотя это немного неудобно, она не жалуется. Марго просто прижимается ко мне, обхватывая руками, а я уткнувшись лицом в ее шею, вдыхаю сладкий ванильно-медовый аромат.
— Спасибо, — шепчу грубо, мой голос ломается. — За то, что сказала все это. За то, что любишь меня. За веру в меня.
