Кэтрин Уэбб - Полузабытая песня любви
– Можешь не сомневаться, все уже знают. Додуматься было нетрудно. Ты не умеешь скрывать, – сказала она на прощание.
Димити лежала совсем неподвижно и чувствовала себя хуже, чем когда-либо. Казалось, мир накренился и она теряла равновесие. Она должна была держаться крепче, чтобы не упасть.
Димити пролежала несколько часов в оцепенении, затем с трудом оделась и отправилась на внутреннюю террасу, чтобы посмотреть вниз, во двор. Похоже, там никого не было. Она прошла к комнате Чарльза и Селесты, прислушалась и тихонько постучала. Никто не ответил. За дверью не раздалось ни звука. Димити постучала сильнее. Тишина. Горло пересохло, и в нем саднило. Она уже собралась уйти, но вдруг открыла дверь и вошла. Ставни были закрыты, чтобы сохранить в комнате прохладу. Димити осмотрелась и в проникающем сквозь них тусклом свете увидела лежащие повсюду одежду и обувь, кучку рисунков и этюдов Чарльза, его книги, коробки с карандашами и кистями. Она встала у изножья кровати и попыталась определить, с какой стороны спит Селеста, а с какой Чарльз. На подушках виднелись небольшие вмятины, оставленные их головами. На одной из них она нашла длинный черный волос, а потому перешла к другой и осторожно провела пальцами по тому месту, где совсем недавно лежала голова Чарльза. Димити медленно встала на колени и приникла головой к подушке, вдыхая его запах. Она попыталась представить, как Чарльз выглядит во сне, и поняла, что еще не видела его спящим. Никогда не видела его лица расслабленным и беззащитным, находящимся в состоянии полного покоя, с опущенными веками, за которыми, наверное, под ровное и бессознательное дыхание мерцают в глазах отражения снов. При мысли об этом у нее в груди возникло болезненное ощущение, как будто там что-то медленно разрывалось. И Димити погрузилась в божественные воспоминания о его поцелуе.
В углу комнаты стояли небольшой мягкий табурет и деревянный столик с зеркалом. Селеста использовала столик в качестве туалетного: на нем лежали украшения и гребни, а также баночки с кремом и пудрой. В небольшой коробочке с плотно закрытой крышкой находился стаканчик размером с подставку для яйца курицы-бентамки [93]. Его дно было округлое, так что он не мог стоять, и Димити с минуту пыталась решить, для чего его можно использовать. В конце концов она отложила его в сторону и взяла серебряные серьги Селесты, выбрав из нескольких пар длинные, с бирюзовыми бусинами. Она приложила их к ушам, а затем продела в мочки и хорошенько закрутила сзади винтики, чтобы серьги не выпали. Димити собрала на затылке волосы в узел, чтобы лучше видеть, как свисают бусины по обе стороны от подбородка. Сердце в груди бешено колотилось от чувства вины и осознания дерзости совершаемого преступления. На столике лежали и бусы. Она взяла свои любимые, те, которые Селеста носила только по вечерам, за ужином. Это было витое ожерелье из черных и серых жемчужин. Их сияние напоминало блеск кожи берберской женщины, мерцающей в свете свечей. Димити оттянула пониже вырез своей туники, чтобы ожерелье, холодное и тяжелое, легло на обнаженную кожу. Рядом с туалетным столиком стояла богато украшенная резьбой деревянная ширма. На ней висели ремни и пояса – ими Селеста подпоясывала широкие платья и халаты. Поверх них хозяйка бросила блузку и несколько шарфов, которые иногда повязывала на волосы или использовала в качестве кушаков. Димити неторопливо перебрала все и предпочла один похожий на фату шарф, представляющий собой легкую, прозрачную вуаль из бледно-кремового шелка с крошечными серебряными монетками, пришитыми по краям. Она повязала его на голову так, чтобы он закрывал волосы, и принялась изучать себя в зеркале. В широкой тунике, драгоценностях и вуали девушка едва узнала саму себя. Карие глаза с густыми темными ресницами, чистая кожа. Тени под глазами, вызванные беспокойным сном в минувшую ночь, лишь делали ее лицо более утонченным и беззащитным.
На нее смотрели глаза молодой женщины, красавицы, возлюбленной, украшенной подарками своего любимого.
– Я, Димити Хэтчер, – произнесла она тихо, наблюдая, как шевелятся губы, и любуясь тем, какие они полные и мягкие. Она вообразила, как их касаются губы Чарльза, представила себе, чту он может при этом чувствовать, и ощутила между бедер биение собственного пульса. – Я, Димити Хэтчер, – проговорила девушка еще раз и начала снова: – Я, Димити Хэтчер… – Она помедлила и опустила вуаль на лицо, как это делают невесты. Серебряные монетки зазвенели. – Я, Димити Хэтчер, беру тебя, Чарльз Генри Обри… – Ее словно змея ужалила в горло, когда она произнесла эти слова. Сердце заколотилось так сильно, что девушка задрожала. Она осторожно прочистила горло и заговорила чуть громче: – Я, Димити Хэтчер, беру тебя, Чарльз Генри Обри, в законные мужья…
За ее спиной раздался резкий вздох. В зеркале появилась Селеста. Последовала ужасная, невыносимая пауза, застывший миг, во время которого Димити ощутила, как кровь отлила от лица.
– Я только… – начала Димити, но Селеста ее оборвала.
– Снимай мои вещи, – прошептала она голосом холодным, как лед. – Снимай. Живо.
Трясущимися руками Димити стала снимать украшения, но у нее ничего не получалось. В три шага Селеста преодолела разделяющее их расстояние и сорвала шарф с головы Димити, причем настолько грубо, что прихватила клок волос, и тут же принялась снимать ожерелье, дергая его так сильно, что оно врезблось девушке в шею.
– Селеста, пожалуйста! Не надо… так его можно порвать! – вскричала она, но лицо Селесты светились яростью, и она не прекращала попыток до тех пор, пока нить не лопнула и жемчужины не посыпались градом на пол.
– Как ты осмелилась? Как осмелилась? – прошипела она. – Coucou! Coucou dans le nid! [94]Ты маленький кукушонок!
– Я не сделала ничего дурного! – вскричала Димити со слезами в глазах, обмирая от страха.
Селеста железной хваткой взяла ее за запястье и приблизила свое лицо так близко к лицу Димити, что та ощущала ее горячее дыхание.
– Не лги мне, Мици Хэтчер! Не смейлгать! Отвечай, ты отдалась ему? Было такое?Говори!
– Нет! Клянусь, я не…
Селеста прервала ее, дав сильную пощечину, со всего размаха.
Димити упала с табурета, который повалился набок. Девушка ударилась головой об угол столика, и у нее от боли зазвенело в ушах. Она закрыла лицо руками и зарыдала.
– Лгунья! – воскликнула Селеста. – Ох, какая же я дура. Какой большой дурой ты, наверное, меня считаешь! А теперь вставай. Вставай!
– Оставьте меня в покое! – выкрикнула Димити.
– Оставить тебя в покое? Оставить, чтобы ты за ним охотилась, домогалась его и искушала? Оставить, чтобы ты украла все, что мне дорого? Нет. Так не пойдет. Вставай, – снова приказала Селеста, причем таким страшным голосом, что Димити не посмела ее ослушаться. Она поднялась на ноги и попятилась, спасаясь от гнева Селесты. Бедная женщина тряслась всем телом, ее кулаки были сжаты, и взгляд напоминал грозовую тучу. – А теперь убирайся! Прочь с моих глаз, я не могу тебя больше видеть! Вон! – крикнула она.
