Кэтрин Уэбб - Полузабытая песня любви
Чарльз улыбнулся:
– Ты, наверное, единственный человек, который так думает. И я боюсь, что в твоих словах больше лести, чем правды. Художники зачастую относятся к своим близким менее ответственно, чем к своему искусству. Это неизбежно. Иногда в моих мыслях окружающим просто не остается места.
– Нам всем нужно личное время. Чтобы вздохнуть, побыть в одиночестве. Иначе мы позабудем, кем являемся на самом деле.
– Да! Именно так. Время вздохнуть. Мици, ты просто меня поражаешь. Посторонний мог бы принять тебя за неискушенную naïf [92], но иногда ты способна так точно выразить какую-нибудь простую истину, проникнуть в самую суть человеческой природы… Просто удивительно.
Он покачал головой и снова затянулся сигаретой. Димити улыбнулась.
– Вы собираетесь сегодня рисовать? – спросила она.
– Не знаю. Я хотел, но… Селеста… – Он покачал головой. – Эта женщина сродни природной стихии. Когда она как буря, трудно найти покой.
– Это так, – согласилась Димити.
Она смотрела, как он поджимает губы, когда берет в рот сигарету, наблюдала, как он щурится от дыма, следила за движениями его кадыка. Они стояли лицом друг к другу, всего в нескольких дюймах, и между ними ничего не было, кроме теплого воздуха тенистого переулка. Оттого что расстояние оказалось настолько невелико, Димити почудилось, будто ее тянет к Чарльзу, словно какая-то сила заставляла к нему приблизиться. Чарльз посмотрел на девушку и улыбнулся, и она растерянно шагнула вперед. Теперь их разделяло пространство не большее, чем ширина ладони, и чем ближе она подходила, тем отчетливей понимала: это ей необходимо, чтобы не умереть. Димити требовалось прикоснуться к его телу, к его коже, узнать его вкус, принадлежать ему. Девушка почувствовала такое сильное влечение, что, казалось, пройдет еще секунда – и ей будет не под силу сопротивляться.
– Мици… – проговорил Чарльз.
На его лбу появилась крошечная морщинка, которую Димити восприняла как проявление желания, такого же сильного, как и ее собственное, как признак сопротивления тому, что притягивало их друг к другу. Она снова шагнула вперед, и тела их соприкоснулись. Ее грудь, живот, бедра ощутили его тело. Димити вздрогнула. Дрожащими пальцами она схватила его руку, положила себе на талию и оставила там – теплую, твердую. Девушка почувствовала, как его пальцы пришли в движение и обхватили ее немного крепче. Димити подняла взгляд и увидела, что он внимательно смотрит на нее.
– Мици, – произнес он снова, на этот раз мягче.
Димити запрокинула лицо, но из-за разницы в росте это ей ничего не дало, и оставалось лишь прижаться к Чарльзу еще крепче. Она закрыла глаза, и тут же ее рта коснулись его губы. Мягкие, пахнущие сигаретным дымом, с жесткой щетиной усов над ними. Это было так не похоже на поцелуи Уилфа Кулсона. Она ощутила легчайшее прикосновение влажного кончика языка. Почувствовала животом, как его пенис напрягся, стал твердым и увеличился в размерах. На какой-то миг Чарльз сомкнул руки вокруг ее талии и прижал Димити к себе еще сильнее. Ей показалось, что ее сердце взорвалось, причинив невыносимую боль и невыразимую радость. Но потом поцелуй прервался, и Чарльз оттолкнул ее так резко, что она отлетела назад и с глухим звуком ударилась о стену дома.
Димити быстро заморгала. Желание не покинуло ее, но она была сбита с толку.
– Нет, Мици! – Чарльз провел руками по своим волосам, потом прикрыл рот ладонью и посмотрел на нее, неуклюже повернувшись к ней боком. В отчаянии она потянулась к нему, но он перехватил ее руки и отвел их в сторону. – Перестань. Ты еще ребенок…
– Я неребенок. И я тебя люблю…
– Ты не… ты еще ничего не понимаешь в любви. Откуда тебе знать? Это страсть, не более того. Мне следовало бы обратить внимание раньше… Селеста меня предупреждала. Прости, Мици. Я не должен был целовать тебя.
– Но ты это сделал! – Слезы душили ее. – Почему ты меня поцеловал, если этого не хотел?
– Я… – Чарльз замолчал. Его щеки покрыл румянец. – Иногда мужчине бывает очень трудно от этого удержаться.
– Я знаю, что ты меня хочешь… Я это чувствую. – От плача у нее потекли из носа сопли, но ей на это было наплевать. Ее это не заботило. Димити думала лишь о том, как его убедить, как вернуть блаженство недавнего поцелуя.
– Димити, прошу тебя, хватит! Я зря так поступил, и это не должно повториться снова. Мы не можем… Нельзя просто взять то, чего нам хочется. Такова жестокая правда жизни, и с этим ничего не поделаешь. Это было бы неправильно, да и я не свободен… Мы с Селестой…
– Клянусь, я никому не скажу. Поверь, я тебя очень люблю. Мне хочется поцеловать тебя снова. Я хочу радовать тебя…
– Довольно! – Он шлепнул по ее протянутым к нему рукам, отталкивая их. Его зубы были стиснуты, ноздри раздувались. Она видела, что он борется с самим собой, и молилась, чтобы исход этой борьбы оказался для нее благоприятен. Но Чарльз устоял. Он скрестил руки на груди, набрал в легкие воздух и выдохнул, надувая щеки. – Ладно. Пойдем дальше, и хватит об этом говорить. Скоро ты сделаешь очень счастливым какого-нибудь молодого парня и станешь ему прекрасной женой. Но это буду не я, Мици. Выбрось это из головы, и поскорей. – Он зашагал дальше по переулку, и прошло несколько секунд, прежде чем Димити смогла заставить себя последовать за ним. Она провела языком по губам, вбирая до последней капли след его прикосновения. Мысли пришли в беспорядок, словно его поцелуй нарушил их строй и внес в них сумятицу.
На следующий день она проснулась, чувствуя слабость и головокружение. Она лежала лицом вверх на жестком матрасе, который прилипал к ее потной спине, и не могла даже подумать о том, чтобы встать или позавтракать. Делфина была встревожена ее состоянием и принесла подруге воды, в то время как Элоди с откровенным любопытством за ними наблюдала. Когда Делфина ушла, ее сестра подошла к Димити и поглядела на нее сверху.
– Если ты думаешь, что, притворившись больной, снова проведешь весь день с папой, а не с нами, то очень ошибаешься. Он уже ушел, чтобы встретиться со своим другом, тоже художником, который приехал в Фес вчера вечером. Так что ты просто проведешь весь день одна, – сказала она холодно.
Димити уставилась на нее, а Элоди ответила ей таким же немигающим взглядом. Даже если бы Димити не чувствовала себя так плохо, как это было на самом деле, она ни за что бы не встала. Ведь это бы означало признать, что проницательная злючка разгадала ее уловку, и тем доставить ей удовольствие. Во взглядах, которыми они обменялись, можно было прочитать и ту власть, которую Элоди обрела, разгадав скрытую в сердце Димити тайну, и ту волю, с которой Димити готова была сопротивляться. В конце концов Элоди улыбнулась, как будто выиграла спор, и пошла к двери.
