Розамунд Пилчер - Дорога к любви

— Этот мальчик часто оказывался яблоком раздора. Бен его не выносил.

— Эмма сказала, они соперничали.

— Так и сказала? Она всегда была восприимчивым ребенком. Могу предположить, что Бен по-своему завидовал Кристоферу, но и Кристофер был сущим дьяволом. Смотрелся он святошей, но его мать совершенно испортила сына. — Элен сняла сковороду с огня и вернулась к стойке, оперевшись о нее локтем. — Что Эмма рассказала о Кристофере?

— Только то, что они встретились в Париже.

— Что он там делал?

— Не знаю. Вероятно, отдыхал. Ведь он артист. Ты знала это?

— Нет. Но охотно верю. Она сильно восторгалась им?

— Я бы сказал — да. Если это только не был восторг от скорого возвращения к отцу.

— Тут ей нечем восторгаться.

— Согласен. Но как только я заикнулся о привычках Бена, то понял: еще чуть-чуть, и мне оторвут голову.

— Правильно понял. У них отношения, как в воровской шайке. — Сестра похлопала брата по руке: — Не вздумай ввязываться, Роберт. Меня воротит от этих родственничков.

— Я и не ввязываюсь. Просто любопытно.

— Прекрасно. Послушай моего совета: ради собственного спокойствия держись от них подальше. Хорошая новость: Джейн Маршалл звонила в обед и просила, чтобы ты ей позвонил.

— По какому поводу, ты не в курсе?

— Она не сказала. Сказала только, что будет на месте после шести. Только не забудь, хорошо?

— Не беспокойся, не забуду. Но и ты не забывай, что Джейн пока еще не член нашей семьи.

— Не понимаю, о чем ты? — удивилась Элен, которая обычно, со своим братом во всяком случае, была откровенна. — Она очаровательна, привлекательна и умна.

Роберт ничего не ответил. А рассерженная его молчанием Элен продолжала, словно оправдываясь:

— У вас много общего: интересы, друзья, стиль жизни. Кроме того, мужчине твоего возраста пора бы жениться. Нет более жалкого существа на свете, чем стареющий холостяк.

Она замолкла, и наступила тишина. Роберт вежливо осведомился:

— Ты закончила?

Элен глубоко вздохнула. Он был безнадежен. Она всегда знала, что никакими словами невозможно заставить Роберта сделать то, что он не хочет. За всю жизнь ей ни разу не удалось уговорить его. Речь Элен опять оказалась пустым сотрясением воздуха, и она уже сожалела о потраченных эмоциях.

— Да, конечно, я закончила. И прошу прощения. Это не мое дело, и я не имею права вмешиваться. Просто хотела сказать, что мне нравится Джейн, и я желаю тебе счастья. Не могу понять, что у тебя на уме.

— Я тоже, — сознался Роберт. Он улыбнулся сестре и провел рукой по волосам и затылку, до шеи. То был знакомый жест, означавший смущение или усталость. — Но мне кажется, что это как-то связано с тобой и Маркусом.

— Ну что ж, надеюсь, ты решишь эту проблему до того, как сгниешь от старости.

Оставив сестру наедине со стряпней, он взял шляпу, вечерние газеты и пачку писем и направился наверх, в свою квартиру. Его гостиная, выходящая окнами на большой сад и каштан, когда-то была детской. То была комната с низким потолком и сплошным ковром на полу. Сюда он переставил всю мебель отца, какую смог затащить на второй этаж.

Роберт бросил шляпу, газеты и письма на стул и, подойдя к старинному индийскому буфету, где стояли напитки, налил себе виски с содовой. Затем взял сигарету из коробки на кофейном столике, закурил и, на ходу помешивая в стакане, подошел к столу, сел, поднял телефонную трубку и набрал номер Джейн Маршалл.

Она ответила не сразу. Ожидая, он машинально чертил карандашом в блокноте, поглядывая на часы. У него оставалось время принять ванну и переодеться перед тем, как отправиться за Маркусом на станцию Кромвель-роуд. Для умиротворения Элен он возьмет бутылку вина, и они посидят втроем за ужином вокруг деревенского стола, как обычно обсуждая торговлю картинами. Роберт почувствовал себя очень уставшим, а перспектива такого вечера казалась ободряющей.

Гудки на том конце провода прекратились. Холодный голос ответил:

— Джейн Маршалл слушает.

Она всегда отвечала на звонки в такой манере, и Роберт до сих пор находил это слишком чопорным, хотя и знал причину. В свои 26 лет Джейн, пережив неудачный брак и развод, вынуждена была зарабатывать себе на жизнь и избрала скромный бизнес по дизайну внутренних помещений, который вела прямо на дому. Таким образом, один телефон выполнял две функции, и она давно решила, что будет благоразумно отвечать на все звонки как на потенциально деловые. Она объяснила это Роберту, когда тот пожаловался на ее холодность.

— Как ты не понимаешь? Представь, что звонит клиент. Что он может подумать, если мой голос будет звучать сексуально и слащаво?

— Твой голос отнюдь не должен звучать сексуально. Просто дружески и привлекательно. Почему бы не попробовать? Вот увидишь, твои дела сразу пойдут в гору. Ты не успеешь и глазом моргнуть, как будешь уже сдирать обои со стен, примерять гардины и разматывать покрытия у своих клиентов.

— Это твое субъективное мнение. Лучше уж отгонять этого клиента гнутым обивочным гвоздем.

Он сразу спросил:

— Джейн?

— О, Роберт! — Ее голос сразу стал нормальным — теплым с нотками радости. — Извини. Элен передала тебе мою просьбу?

— Она попросила меня позвонить тебе.

— Я просто хотела узнать… Значит так, мне подарили два билета на пятницу на балет. Дают «Испорченную девчонку», и мне подумалось, быть может, тебе захочется сходить. Если ты не уезжаешь или не занят.

Он взглянул на свою руку, рисующую в блокноте безупречные кубы в перспективе. Ему слышался голос Элен: «У вас много общего — интересы, друзья, стиль жизни».

— Да. Извини. Нет, я никуда не собираюсь и с удовольствием составлю тебе компанию.

— Мы перекусим сначала у меня?

— Нет. Пойдем куда-нибудь. Я закажу столик.

— Рада, что ты согласился. — Он был уверен, что она улыбается. — Маркус уже вернулся?

— Нет. Я как раз собираюсь ехать его встречать.

— Передай ему и Элен привет от меня.

— Передам.

— Тогда до пятницы. До свидания.

— До свидания, Джейн.

Положив трубку, он продолжал сидеть, подперев щеку ладонью и дорисовывая свои кубы. Закончив, Роберт отложил карандаш и потянулся за стаканом. Вид нарисованных им кубов вызвал у него невольную ассоциацию с увиденными сегодня чемоданами Эммы.

Маркус Бернстайн прошел через стеклянные двери здания терминала. Он был похож, как всегда, то ли на беженца, то ли на уличного музыканта. Плащ висел на его плечах, как на вешалке, старомодная черная шляпа каким-то непостижимым образом спереди загнулась вверх, его длинное, морщинистое лицо было болезненно-усталым. В руке у Маркуса был раздутый портфель, однако саквояж он сдал в аэропорту в багажное отделение, и, когда Роберт обнаружил зятя, тот стоял в терпеливом ожидании у ленты транспортера.