Татьяна Успенская - Украли солнце

— Да здравствуют «бойцы Возмездия», «справедливые»!

Уже после слов «смерть графьям» Саша стала оседать. Игнат с Григорием еле успели подхватить её.

— Падрюша! — едва слышно пролепетала она.

Магдалина бросилась за водой.

— Помоги, Господи! Спаси графа! — повторяла, поила Сашу, трясущимися руками пыталась удержать её ходуном ходящие плечи.

— Скорее, Игнат, бежим! — приказал Григорий. — Машина графа у двери.

— Мама, что случилось?

— Куда нам бежать?

— К тебе! Скорее! Все уходите! Из домов ни шагу! — жёстко говорил Григорий остолбеневшим людям. — Игнат, помоги жене.

С трудом тот поднял Сашу на руки. Если бы не Григорий, поддерживавший его и Сашину голову, Игнат не смог бы идти.

Магдалина несла Любима. За ними едва семенила нянька.

В жилье Игната не было даже кровати. Сашу положили на пол. Григорий вышел и через минуту вернулся с дрожащей, словно под током, Мартой и большим количеством одеял, подушек.

— Она поможет, — сказал строго. — И о ней позаботьтесь!

— Гиша, он жив?! — едва шевеля губами, спросила Саша. Ей никто не ответил. Тогда она жалобно сказала: — Магдуша, спаси папу! Уведи его, спрячь. Я без него жить не буду.

— Запрещаю выходить! — сказал Григорий. — Ждите меня здесь. Игнат, понял?

Магдалина никогда не слышала такого тона у Григория и не видела таких бешеных глаз.

— Тебя тоже могут убить!

— Меня, единственного, не убьют. Из меня сделают пугало. Ты забыла? Будимиров считает меня своим другом и потребует, чтобы я служил ему. Марта, принеси, пожалуйста, воды!

— Папу спаси, привези сюда папу, умоляю тебя!

Григорий выскочил из дома.

Эти часы, что они, припав друг к другу, сидели на одеялах, расстеленных Мартой, и ждали Григория, растянулись на жизнь. Няня держала обе руки на Сашином беспокойном животе.

— Не думай, доченька, о плохом, — просила она.

— Почему мы уехали из театра? Куда побежал Гиша? Что они кричали? — громко спрашивал Любим всех по очереди. — Почему тебе плохо, мама? Почему ты, папа, молчишь? Почему мы не едем к деду? А скоро будем обедать? Почему Гиша такой сердитый?

— Ты лучше почитай нам стихи! — не выдержала Магдалина.

Любим откинул голову, прижал руки к сердцу, как делал это Игнат на сцене, и сказал громко: «Быть или не быть? Вот в чём вопрос».

Саша вздрогнула.

— Господи! Что же это?! За что же это? Деду сказать, чтобы вымолил у Господа…

Няня подхватила Любима, прижала к себе, запела:

Птичка под моим окошкомГнёздышко для деток вьёт…

Марта пошатывалась, как пьяная, никак не могла унять дрожь, но стирала со стен пыль, поила всех по очереди из большого блестящего ковша. Принесла еду. Есть никто не мог.

— Ой, няня, я рожаю!

— Господи! — воскликнули все трое.

— Рано же ещё, Сашенька?! — испугался Игнат.

— Бог не спрашивает нас, когда пускать в мир человека! — торжественно сказала Тася. — Марта, есть у тебя простыни? Со словами «сейчас, принесу!» та кинулась из дома, через две минуты вернулась с ними и горячей водой. Тася погладила Сашу по голове. — Рожай с Богом, доченька!

Саша не кричала и не хваталась за живот, тужилась и дышала, как приказывала ей няня. Марта обтирала пот на её лице, меняла простыни.

Игната, как и Марту, била дрожь. Он с Любимом на руках пошёл в другую комнату.

Когда Григорий вернулся, Саша уже родила. Послед и кровь убрали. Няня в подоле держала младенца. Марта мыла пол. Но, едва Григорий вошёл, уставилась на него расширенными от ужаса глазами.

Увидев лицо брата, Магдалина поняла: графа больше нет. И матери у Саши больше нет.

Солнце внезапно впало в комнату и осветило кричащее лицо, обрамлённое влажными волосами. Саша села. Ни звука не произнесла, а все кинулись к ней. И остановились.

Эти глаза…

Григорий взял на руки младенца, долго пристально вглядывался в него, осторожно положил Саше в колени, приказал:

— Обними его крепко! И слушай внимательно. Твой отец говорил: душа ушедшего входит в родившегося. В этом мальчике душа твоего отца. И внешне он похож. — Никогда граф не говорил таких слов. И никогда Григорий не был так напорист и властен. — Граф — в нём, запомни это, — строго повторил он. — Ты рожала, когда Бог отпускал душу графа жить дальше.

Марта сидела на мокром полу, смотрела на Григория мёртвыми глазами. Игнат, крепко прижимая Любима к себе, стоял с закрытыми глазами у двери.

— И маму тоже?

— Они были рядом, — тихо ответил Григорий. — Всех в доме, не разбирая. Медсестру графини, Веронику. Девушку, что пригласил граф возиться с детьми, приняли за тебя. О.Петра… тоже застрелили. И говорившего с ним приняли за Адриана. Пытались поджечь театр. Не получилось. Ворвались на фабрику, собрали всех во дворе, приказали работать на великого Будимирова. За нарушение дисциплины расстрел.

Саша, не отрываясь, смотрела в лицо сына. Григорий простынёй укрыл мальчика и Сашины руки.

В эту минуту Марта потеряла сознание. К груди прижимала мокрую тряпку. Григорий и Игнат положили её на матрас, ею принесённый для Любима. Пытались привести в чувство, она не подавала признаков жизни. Григорий стал делать искусственное дыхание. Наконец она приоткрыла глаза и снова закрыла.

— Вот тебе ковш с водой и полотенце, — сказал Григорий Любиму, — смачивай ей губы и дай напиться, когда откроет глаза. — И жёстко остальным: — Сейчас подключу воду и поеду за необходимыми вещами. Ваша задача: терпеливо ждать меня, я знаю, как это трудно.

— Я помогу! — Магдалина тяжело, как старуха, поднялась.

— Из дома никому не выходить. Бережёного Бог бережёт.

— Но они могут ворваться и сюда, — сказала Магдалина.

— Не могут. Будимиров запретил им селиться в этом селе: его родина должна быть неприкосновенна. Игнат, пожалуйста, помоги женщинам. Марта должна быть здесь, с вами! Помогите ей! — сурово сказал Григорий.

— Подобное уже было… — Игнат беспомощно привалился к косяку двери. — Только тогда убийцей выступил мой родной отец. Он убивал людей, да ещё и издевался над ними. Убил мать. Я навсегда ушёл из дома. Как и Будимиров, я ненавидел графов. А здесь граф… стал мне отцом. Как же теперь жить без него?!

— Пожалуйста, брат, возьми себя в руки, сейчас надо помочь Саше и детям, — Григорий кладёт руку на его плечо.

Но Игнат в столбняке, только жалко кривится.

— Папа, тебе страшно? — Любим подходит к отцу, гладит ногу. — Я же с тобой! Я защищу тебя. — Идёт к матери, склоняется над младенцем. — Мама, это мой брат, да? Видишь, папа, нас теперь двое, и мы защитим тебя от твоего отца.