Татьяна Успенская - Украли солнце

— Сынок, я могу дать недостающую сумму.

— Мужчина не может жить за счёт отца.

— Это не точное утверждение. Всё наше с мамой — твоё и Сашино. Зачем мне деньги, если я не могу отдать их тебе? Я тоже хочу хоть что-то вложить в театр.

— Ты вложил в школу, фабрику, больницу, что мог. Теперь моя очередь.

Григорий встал и, как пьяный, пошёл к двери. Магдалина кинулась следом.

Она никак не попадала в ногу с братом. То большой шаг он сделает, то семенит, то спотыкается.

Вышли из села.

Вот и фабрика позади.

Григорий остановился, повернулся к ней.

— Это начало моего умирания, — сказал, давясь словами. — Ей было десять лет, я смотрел на неё и думал: «Бог послал мне сестру и Сашу». Жизнь пропала.

— Но мы же обе с тобой, обе преданы тебе! — лепетала она. — Просто у тебя теперь две сестры, ты богач. Разве обязательно жениться, если любишь? Саша любит тебя как брата.

— Ты, правда, не понимаешь? — спросил Григорий. — Ты хотела бы, чтобы Адриан был тебе только братом?

— Ни ты, ни я не знаем, будем ли мы вместе. Уже три года врозь. Но ведь разлука не мешает мне любить его! Это здесь. — Магдалина коснулась груди брата. — Мы не вместе, но мы всегда вместе! А ты будешь видеть Сашу каждый день! Саша любит Игната как мужчину. Что же теперь делать? Мы должны порадоваться за неё…

Григорий жадно слушал и жадно смотрел.

— Тебя любит как брата, — повторяет Магдалина. — Никто не сказал, какая любовь сильнее. Ты же меня любишь очень сильно, правда?

Он не подтвердил её слова, горько улыбнулся.

— Тебе нужно не учителем быть, а психиатром. — А когда уже подходили к селу, сказал: — Я люблю Бога, тебя, Сашу, графа и Адриана. Ты права, я богач. И клянусь: не женюсь никогда, буду жить для вас.

Теперь остановилась она.

— Нельзя, Гиша, так говорить. Ты гневишь судьбу. Бог знает, какой урок каждому выполнить за жизнь, — повторила то, что сказала у графа. — Суждено тебе жениться, женишься. Одно ясно: на Саше тебе жениться не надо, так хочет Бог.

Глава четвёртая

После свадьбы у всех них началась двойная жизнь.

Днём Магдалина, Григорий и Саша занимались (Тася полностью взяла уход за графиней на себя). Вечерами читали вслух пьесы, обсуждали, что будут ставить сначала, что во вторую очередь, что в третью.

Проект театра разработали вместе с Адрианом, но по ходу строительства требовались изменения. Каждое Игнат согласовывал с Адрианом по телефону и сам следил за работой. Время от времени приглашал графа и о. Петра осмотреть сделанное: что не так. Втроём ходили по стройке, говорили с рабочими, составляли списки необходимых материалов. А вечером Игнат любил отчитаться перед собравшимися на репетицию: «Из кирпича строим театр, потому что кирпич не горит, и летом будет прохладно, зимой тепло; около храма и фабрики строим, чтобы недалеко было идти после службы и работы». «Мы ведь все вместе строим, так?» — улыбался он до ушей.

На вечерние чтения приходило много людей: и те, кто желал стать артистами, и те, кто хотел просто послушать. Рассаживались за обеденным столом, кому не хватало места, пристраивались во втором ряду. Экземпляр текста приходился на двух человек. Игнату нравилась сама идея всё делать всем вместе. И нравилось подражать графу. Он словно каждому поверял свои мысли: хочет, чтобы люди заговорили стихами и языком хорошей прозы. В один из вечеров Игнат прочёл пьесу о патриархе большой семьи. Когда замолк, раздался мальчишеский голос: «Так ведь это наш граф!» И тут же откликнулся женский: «В точку попало!» В общий хор ворвался Игнат:

— А если мы все очень попросим вас сыграть моего героя?

Граф вспыхнул.

— Честно признаться, я в детстве хотел стать артистом. Да мой отец уговорил выбрать серьёзную профессию.

— Ну, вот я и виноват, — улыбнулся о. Пётр. — Дело-то совсем не так было. Ты хотел иметь пять профессий сразу! Или я придумал это? Чего смеёшься?

— Не придумал, отец.

— И что же вас сейчас останавливает? Почему бы ни попробовать? Сам Бог даёт возможность… И мы все хотим…

— Может, и в самом деле попробовать? — нерешительно сказал граф. Тут же возразил себе: — Но ведь вон сколько тут артистов!

— Для этой роли ни один не годится, только вы!

— Ответственность-то какая, детки! — сказал испуганно.

Все засмеялись.

— Не больше, чем учить нас, лечить и кормить…

Игнат посмеивался. В его планы входило — раздразнить людей. А сам спешил записать в тетрадку то, что заметил интересного. Каждого «цеплял на крючок»: завлекал задачей, которую может решить именно он. Григорию на ночь давал задание: развести мизансцены, ей — разработать психологию, разные планы ролей.

Саша глаз не спускала с мужа.

Сразу забеременев, ни на секунду не поставила себя в особое положение: с момента пробуждения и до провала в сон деятельна. Часто, как и Игнат, ни с того ни с сего начинает читать:

То жаворонок был, предвестник утра, —Не соловей. Смотри, любовь моя, —Завистливым лучом уж на востокеЗаря завесу облак прорезает.Ночь тушит свечи: радостное утроНа цыпочках встаёт на горных кручах.

— Мне иногда кажется, Игнат сам всё это написал, — сказала как-то Саша. — Наваждение.

Граф так же восторженно смотрел на Игната, как дочь.

Все они без памяти влюбились в Игната. И Григорий.

И Игнат полюбил их всех. Особенно графа и о. Петра. Втягивал во все свои затеи, призывал в судьи: и в выборе пьес, и в отборе актёров, приходивших пробоваться на роли со всех сёл.

Когда сам Игнат успевал читать? Чуть не каждый день пересказывал им статьи, главы из книг. А однажды сказал:

— Хочу признаться и поставить все точки над «i»: пьеса о святом, ребятки, — моя. Судя по тому, что вы не раздраконили её, она имеет право на существование. Её написал здесь. А сегодня хочу прочитать первое действие той, что начал в университете. Если получилось, допишу. Нет, завяжу: больше никаких пьес! Поджилки трясутся: понравится или нет?

Конечно, понравится. Магдалина подалась к Игнату.

— Сначала — о ком и о чём. Мой главный герой — Любим. Мне нравятся значащие имена. У Любима младший брат — Джулиан. Поэт. Братья живут в обществе, где торжествует убийство. Я жил в таком… Вы-то счастливые, вашу жизнь определил необыкновенный человек. — Игнат поклонился графу. — Не только ваш, он и мой…

— Вот, Падрюша, что ты делаешь с людьми! — перебила мужа Саша. — Только бы ты долго жил!