Людмила Леонидова - Мужчина высшей пробы
Повзрослев, они еле узнали друг друга в аэропорту Шарля де Голля.
Сьюзен жила в богатом аристократическом квартале Парижа, на острове Святого Людовика, у родственницы, которая на время учебы пустила ее в свою пустующую квартиру. После смерти мужа пожилая женщина не захотела оставаться в одиночестве и переехала поближе к детям.
— Иначе мне пришлось бы снимать комнатенку где-нибудь на окраине, — объясняла Сьюзен. — У нас жилье страшно дорогое! Зато теперь я живу как королева. Прошу в этом убедиться, сильвупле! — Подруга сделала Оле приглашающий жест рукой.
Дом, построенный в девятнадцатом веке, был обнесен высокой оградой, настолько заросшей дикой зеленью, что Оле показалось невероятным его близость к самому центру столицы.
Чтобы войти внутрь, девушки миновали массивную застекленную дверь из кованого железа. Консьержка, странноватая немолодая женщина в шляпке, высунув нос из будки, поприветствовала Сьюзен.
— Мадемуазель Сьюзен, сегодня опять меня осаждали журналисты, — заговорщицки сообщила она.
— Да-да. — Сьюзен, прикидывая, как разместить чемодан Оли в маленьком лифте, озабоченно кивнула.
— Оставьте его здесь, проводите гостью наверх, а потом вернетесь за ним, заодно я расскажу вам подробнее об интервью.
— Думаю, что мы вместимся, — глазами призывая Ольгу избавиться от назойливой особы, отмахнулась девушка.
— От вас опять пахнет этими вульгарными духами Ива Сен-Лорана! — не отставала консьержка, жеманно сморщив нос.
— Сколько себя помню, она всегда тут, — шепнула Сьюзен на ухо Ольге.
— А у вас, мадемуазель, — обращаясь к Ольге, с достоинством королевы произнесла консьержка, — хороший вкус! Хотя этого запаха я не знаю.
Поднявшись на лифте, еле вместившем двух девушек и чемодан, они очутились перед красивой двухстворчатой дверью.
Сьюзен открыла ее ключом и пригласила Олю войти.
Просторная квартира с лепниной на стенах и высоких потолках напоминала музей. Камин, картины, диваны и кресла — все было из прошлого. Даже шторы, обои и скатерти с изображением сценок из деревенской жизни выглядели как музейные экспонаты. Оля провела рукой по обоям.
— Нравится? — поинтересовалась подруга. — Французы обожают такие рисунки. Хотя мне они кажутся излишне банальными.
— Для меня наоборот — непривычными, — с восхищением, оглядываясь по сторонам, возразила Оля.
— Возможно, я присмотрелась, что-нибудь в этом духе положено иметь в каждом приличном доме. Моя бы воля, я все тут сделала бы по-другому. Хотя кухня мне нравится.
Оле она понравилась тоже. Огромный дубовый стол на десяток мест занимал почти всю площадь помещения. Прилавок, выложенный кафельными изразцами, на котором стояла яркая керамическая утварь. На фоне кем-то раз и навсегда заведенного порядка в глаза бросались разбросанные книги и учебники Сьюзен.
Свою детскую любовь к одежде она не оставила. Занимаясь на факультете искусств, девушка писала реферат по истории французского костюма. Как все французы, она обожала и Коко Шанель, и Кристиана Диора, но особенно увлекалась творчеством Ива Сен-Лорана.
— Он мой кумир! Создавать такую великолепную одежду!
— Твоя консьержка сказала, что он вульгарен, — напомнила недавний разговор Оля.
Сьюзен махнула рукой.
— Представляешь, она возомнила себя дочкой Франсуа Коти. Слышала о нем?
— Конечно. У моей бабушки есть старинная пластинка с песнями нашего шансонье Вертинского. «…коньяк “Мартель”, духи “Коти”», — манерно пропела Оля.
— Так вот она постоянно рассказывает журналистам о том, как стал знаменит ее отец Франсуа Спотурно. Фамилию своей матери — Коти он взял позже в качестве псевдонима.
На заре карьеры он занимался тем, что разносил шляпки своей жены-модистки Ивонн. Жили они трудно. Однажды будущий мэтр играл в карты в аптеке своего приятеля. Но тому срочно нужно было выполнить заказ клиента. Пока аптекарь стирал в пудру таблетки и отвешивал порошки, Франсуа засел за колбы и мензурки и забавы ради принялся смешивать ингредиенты одеколонов. В тот самый момент бедный недоучившийся школяр, не имеющий о химии никакого представления, почувствовал себя настоящим парфюмером. Бог наградил его необыкновенным чутьем. Он стал экспериментировать и создал потрясающий запах. Требовалось, чтобы его оценили. Жена-модистка смастерила для флакона изящный футляр — выложенную шелком коробочку, похожую изнутри на турецкий пуфик. Прикрепила к ней ленты мягких тонов и завернула в атласную бумагу. Эти духи Коти назвал «Пленник в хрустальном бокале». Романтик, а? Однако в парижских больших магазинах, куда он принес свое детище, на духи даже смотреть отказались, он не был принят надменным товароведом. От злости Франсуа в сердцах грохнул флакон о каменный пол. Духи разлились волшебным ароматом по всему залу. Посетители ринулись к прилавку и заорали: «Как они называются? Сколько стоят?» Представляешь, из дома вышел скромный разносчик Франсуа Спотурно, а вернулся месье Коти — основатель империи, не имеющий себе равных в истории мировой парфюмерии, — закончила рассказ Сьюзен. — Об этом консьержка без устали рассказывает журналистам.
— Так она дочь модистки Ивонн?
— Нет. После того как Франсуа стал знаменит и деньги полились рекой, он стал «жрецом» парижской ночной жизни. Его творения стали такой же принадлежностью парижского шика, как шампанское «Вдова Клико», коньяк «Наполеон» и ресторан «У Максима». На него стали вешаться все подряд. Консьержка утверждает, что ее мать танцевала в парижских кафешантанах, была очень красива и стала любовницей Франсуа.
Миллионы текли у него между пальцами. Многочисленные любовницы и внебрачные дети получали от него пожизненные пансионы, бесконечные подарки. Танцовщица отказывалась от всего. Чтобы откупиться от женщин, мэтр приобретал им дома, усадьбы, автомобили.
— Настоящий француз, — заметила Ольга.
— О да! — с гордостью согласилась Сьюзен. — До поры до времени Ивонн терпела альковные похождения мужа и его мотовство. Но, постарев, решила положить всему этому конец. Бывшая модистка развелась со знаменитостью и поделила капитал. Месье Коти повел себя как настоящий рыцарь. Заложив недвижимость, он выплатил Ивонн четыреста двадцать пять миллионов франков золотом и остался беден как церковная мышь. Все женщины бросили его. Не покинула только та самая танцовщица, которой якобы был нужен он, а не его богатство.
— Она рожает ему дочь? — Оля показала рукой вниз на комнатку консьержки.
— Да. Наша консьержка утверждает, что она внебрачная дочь Франсуа Коти. Но не такая, как все, а особенная, потому что ее мать прожила со знаменитостью до смерти.
