Измена. Простить или забыть - Даша Елизарова
Фыркаю:
— Тебе-то откуда знать, что тут сделано, а что нет.
— Знаешь, сколько я гелевых губ пересосал, — играет бровями.
— Боже! Фу! Я не хочу это слышать, — даже уши закрываю.
— Да и недоступная она, а ты девочка простая.
— Так себе комплимент, конечно.
— Ну ты хоть потанцуешь со мной сегодня?
— Нет.
— Пропустим по стаканчику?
— Черт, Владик, ты в курсе, что мы работать сюда приехали? Наше дело фотографии, а ты про еду да про.. — вовремя останавливаю себя.
— Так одно другому не мешает, Катюша. Незачем себе в чем-то отказывать, когда можно не отказывать.
— Потрясающая философия.
— Учись.
— Пошли работать, Казанова!
Под шуточную перепалку проходим в основной зал. Народу тут много. Праздник уже начался.
— Влад, у меня к тебе будет одна просьба. Не мог бы ты отснять молодых? А я возьму на себя гостей.
Смотрю в глаза парню, и до него доходит:
— знаешь их, да?
— Жених — мой бывший муж, — говорю тихо.
— Подожди. Ты месяц назад развелась. Это что. это как.. — присвистывает.
— мы договорились?
— Конечно, Катюш, — отвечает даже не с сожалением, а самой натуральной жалостью.
Расходимся. Я принимаюсь фотографировать гостей.
Я профессионал своего дела. И пасовать перед трудностями не буду. Ни за что. Нужно отснять? Я сделаю лучшие фото! Сохраню при этом лицо и уйду с гордо поднятой головой.
И никто не узнает, как больно мне внутри и что я чувствую себя уничтоженной.
Подходит распорядитель торжества, дает кое-какие указания. Просит снимать только первые полтора часа, далее последует тусовка, и гости будут чувствовать себя неуютно под прицелами камер — так что я быстро уйду.
Первое время у меня отлично получается прятаться за объективом фотоаппарата, а затем и вовсе свет в зале приглушается, и на сцену выходит отец Дианы.
Очень суровый мужик. Самодур, даже жестокий.
Он толкает речь о том, как он рад, что наконец-то его семья и Швецова объединятся.
Да уж. Досадное недоразумение в моем лице больше не будет мешать.
Артема и Диану я не вижу нигде. Не приехали? Или что? Они же должны быть в эпицентре всего, но я не нахожу ни его, ни ее.
Неожиданно к горлу подкатывает тошнота, и я убегаю в туалет. Брызгаю на себя водой и пытаюсь успокоиться. Дверь открывается и входит мать Артема.
Я отступаю назад, к стене. Вжимаюсь в нее.
Бывшая свекровь окидывает меня надменным взглядом и произносит пренебрежительно:
— Значит, мне не показалось и это действительно ты.
10.
Катя
Агату Всеславовну я всегда опасалась.
Никогда она не была добра ко мне. Зачастую или попросту не замечала или отпускала колкости в мою сторону. Причем такие, что были понятны лишь мне одной, окружающие и не догадывались, что этой, на первый взгляд, безобидной фразой она только что меня достаточно ощутимо ударила.
Агата Всеславовна росла среди акул, поэтому она наделена острыми зубами и кровожадностью.
Можно сказать, что она единственный человек, перед кем я всегда пасовала.
Вот и сейчас я вжимаюсь в стену, а она стоит у двери и демонстративно проворачивает замок в двери, отрезая меня от неожиданного спасения в лице какой-нибудь барышни, решившей припудрить носик.
Что ни говори, а Агата Всеславовна всегда выглядит с иголочки. Одежда идеально продумана стилистом, прическа и макияж сделаны умелыми руками. Если украшения, то только бриллианты, на крайний случай сапфиры, чтобы подчеркнуть холодность этой женщины.
Одежда, зачастую сшитая на заказ у европейских портных, лишь иногда брендовая. Но и такие вещи стоят как крыло самолета.
Я всегда была для нее как бельмо на глазу. отказывалась играть по ее правилам и могла заявиться к ним на ужин (о боги!) в джинсах и кроссовках. Потому что после работы.
Потому что устала. Потому что это обычный ужин с родителями.
Но «обычный» и семья Швецовых — это несовместимые вещи.
Хотя нет, в их семье из обычного была я. Но теперь это уже в прошедшем времени, обо мне можно благополучно забыть.
Шумно сглатываю, и Агата Всеславовна надевает одну из своих масок — с вежливой, но до мурашек по коже ледяной улыбкой.
— Екатерина, — мне кажется, даже воздух звенит от холода ее тона.
Я откашливаюсь, потому что горло будто обтянуло колючей проволокой
— Агата Всеславовна.
— Тебя не было в списках приглашенных. Я утверждала его и прекрасно помню каждое имя.
Ну еще бы. Чтобы блоха пробежала мимо моей бывшей свекрови и она ее не заметила —такое невозможно, такого быть попросту не может.
— Я здесь от фотоагентства, — честно стараюсь говорить уверенно, но, кажется, получается у меня не очень.
— хм, — тянет задумчиво, не сводя с меня взгляда. — Да, списки прислуги я не просматривала.
Вот. Видите?
Вроде не оскорбила. И ведь не сказала ничего этакого в лицо, ни одного плохого слова, но как же это ранит, черт возьми.
Хочется заорать, что никакая я не прислуга, но я так и не могу произнести ни слова.
Агата Всеславовна делает шаг вперед, еще один. Замирает у раковины и смотрит в свое отражение, проверяет и без того безупречный макияж.
— скажи честно: зачем ты здесь, Екатерина? Признайся, что ты приехала сюда, чтобы испортить моему сыну свадьбу.
— я вам уже все сказала, — цежу в ответ.
— что-то про фотоагенство, да. Но я ни за что не поверю, что ты не знала, куда ехала.
Что, даже имени заказчика не спросила? Это было бы слишком даже для такой недалекой особы, как ты.
Снова. Очередной удар.
— Я здесь не за этим, — произношу уже более твердо. — Моя задача — фотографировать гостей.
Одна из черт моей бывшей свекрови это умение делать так, что человек чувствует себя невидимкой. Вот и сейчас она полностью игнорирует мои слова и продолжает как ни в чем не бывал.
— Мало того, что ты испортила ему жизнь, так хочешь испоганить и свадьбу?!
Резко разворачивается и впивается в меня колючими иглами глаз.
— Я? — от шока не могу сдержать вскрика. — Я испортила ему жизнь?
— Ты, — кивает.
— я не изменяла ему, не сидела в общественном месте с другим и не целовалась. Я была верной и порядочной женой. Вела быт, готовила, работала.
—
