Пожалеть розгу - Мари Секстон
Ответ Дерика последовал быстро. Где?
Помнишь горяч его парня из БДСМ-клуба? Провел с ним ночь.
На этот раз ответа не было долго. Чушь.
С рзно .
Фото или этого не было.
Эйвери вздохнул, жалея, что не догадался сделать его до ухода Грея. Пзж. Он @работает.
Что угодно.
Забыл Дерика. Посмотрим.
Позже Эйвери отправил бы ему фотографию - возможно, обнаженного Грея, демонстрирующего свое потрясающее тело. Он мог представить, как Дерик корчится от ревности.
Эйвери провел несколько минут, просматривая социальные сети, прежде чем выбраться из постели. В гостиной он столкнулся лицом к лицу с еще одним доказательством садизма Грея. Стены украшали разнообразные плети, хлысты и паддлы. Между ними было несколько больших черно-белых снимков, на каждом из которых был изображен мужчина, стоящий на коленях. Они были чертовски эротичны, но выполнены со вкусом. Никаких обнаженных гениталий, но много черной кожи, что делало связывание очевидным.
Эйвери улыбнулся, вспомнив секс прошлой ночью и снова утром. Грей был одновременно самым требовательным любовником и самым щедрым из всех, с кем Эйвери когда-либо встречался. Казалось, он точно знал, какую боль следует причинить и когда. Предыдущие любовники Эйвери всегда ошибались. Либо они решали, что чем больше боли, тем больше удовольствия, и начинали бить его все сильнее и сильнее по мере того, как продвигались их занятия любовью, либо они были настолько поглощены собственным удовольствием, что вообще забывали о причинении боли.
Не то чтобы Эйвери не мог достичь оргазма без этого, но такие мужчины всегда оставляли у него тягостное ощущение того, что могло бы быть. Осознание того, что вершины наслаждения все еще недосягаемы.
Больше нет. Только не с Греем. Четыре оргазма, если считать тот, что был на БДСМ-вечеринке, и каждый из них лучше предыдущего. И он был рад, что садизм и немного связывания, похоже, были единственными наклонностями Грея. Некоторые Домы ожидали, что их подчиненные будут подчиняться двадцать четыре часа в сутки, но Эйвери никогда не понимал этой части образа жизни. Ему нравилась боль, и быть связанным было прекрасно, но это не означало, что он позволял какому-то парню командовать собой, как слугой.
Настойчивость Грея в том, чтобы он сдал анализы, стала для него неожиданностью, но не неприятной. В центре города была клиника, где он мог бесплатно пройти экспресс-тест. Он проверил расписание автобусов и выяснил, что успеет добраться туда и обратно к тому времени, как Грей вернется домой.
Ему еще предстояло отбыть несколько часов на общественных работах. Он еще не говорил об этом Грею. Конечно, Грей был копом, но он не стал бы обвинять его в небольшом вождении в нетрезвом виде, не так ли?
Осмотр дома не занял много времени. Одна спальня. Одна ванная. Крошечная кухня, в которой даже не было посудомоечной машины. В раковине стояла кофейная чашка, ожидая, когда ее вымоют. Куда бы он ни посмотрел, везде попадались журналы. Кто, черт возьми, читает журналы в наши дни? Разве Грей не знал, что периодика мертва?
Холодильник был обклеен наклейками и картинками. Некоторые из них были от местных пивоварен. Одна из них была наклейкой на бампер, которая гласила: «Нация овец породит правительство волков», с цитатой, приписываемой Эдварду Р. Марроу, кем бы он, черт возьми, ни был. На другой наклейке была изображена маска Гая Фокса с красной буквой V в круге сверху. Надпись гласила: «Люди не должны бояться своего правительства. Правительство должно бояться своего народа». Эйвери был уверен, что видел этот фильм, но на самом деле он мало что помнил. Что-то о розах и Натали Портман с бритой головой.
Были также фотографии. На одной из них Грей был запечатлен с тремя другими мужчинами на какой-то, должно быть, БДСМ-вечеринке, Грей смеялся над огромным, хмурым мужчиной, стоявшим рядом с ним. Эйвери узнал бородатого мужчину, которого он видел в ту ночь, когда познакомился с Греем. Грей назвал его Чарли.
На другом снимке Грей был запечатлен с пожилой латиноамериканкой и еще одним мужчиной, который был так похож на Грея, что они могли быть только братьями. На третьем снимке был изображен мужчина с поднесенной к лицу камерой, который фотографировал Грея так же, как Грей фотографировал его. Это был странный снимок, поскольку лицо объекта съемки было полностью скрыто.
« Что угодно » .
Эйвери открыл холодильник и порылся в нем. Казалось, там было много еды, но ему ничего не хотелось есть. Тонны сырых овощей, несколько сортов сыра и немного нарезанной ветчины, но он не смог найти ни кусочка хлеба. Дверь в углу кухни вела в большую кладовую и прачечную. Здесь он нашел арахисовое, миндальное и подсолнечное масла, а также несколько банок тунца. В многоярусной подвесной корзине лежали яблоки, апельсины, лимоны и манго, но в остальном полки были почти пусты. Хлеба по-прежнему не было. Какой, к черту, смысл в арахисовом масле без хлеба? Также в доме, похоже, не было никакой шипучки. Там было только пиво и стеклянная банка без этикетки, в которой, возможно, было молоко, хотя толстый слой более темного белого цвета поверх обычного белого заставил Эйвери усомниться, стоит ли его пробовать.
В конце концов, Эйвери взял себе ветчину, сыр и яблоко. Ему было интересно, когда же Грей вернется домой. Он не беспокоился о своей лжи. В декабре его не ждала квартира. Его отец владел многими из них, а также несколькими домами по всему Переднему хребту. Именно оттуда поступала основная часть его денег. Эйвери спросил, может ли он пожить в одном из них, но его отец сказал ему, что у всех жильцов есть договоры аренды, и он не собирался никого из них выгонять, даже ради собственного сына. Эйвери подумал, что это чушь собачья. Впрочем, это не имело значения.
