Два солнца в моей реке - Наталия Михайловна Терентьева
– А ты как? Все распоряжения отдала?
Марина хмыкнула.
– Мне не кажется, что ты лояльно относишься к власти, а сейчас за это можно и загреметь.
– У меня сестра министр культуры соседней республики, мне не страшно.
– Сегодня министр, завтра пойду масло подсолнечное продавать на рынок, всё зыбко.
– Ну ладно! Что такое?
– Да надоело всё. Такое воровство, такое бессмысленное распыление денег. Ни на что. Гранты, гранты… Пилим, пилим… Откаты, отмывание денег… В общем, систему мне не изменить. Поправить ничего не могу. Стало бесить.
– Сходи к психологу.
– К тебе, что ли? Ты плохой психолог.
– Это почему еще?
– Себе помоги сначала.
– У меня всё в порядке.
– Ага. И дети, и семья, и денег куры не клюют, и цель есть, и ты к ней потихоньку топаешь…
– Мне нормально.
– Нормально! А должно быть отлично, понимаешь! А это рутина. И жизнь проходит.
– Любая цель – ложна. Придумана слабой головой.
– Превращаешься в даоса и советуешь всем созерцать дао? Которое то ли есть, то ли нет, и знает об этом только само дао, неуловимое, как время?
Я засмеялась:
– Я живу сегодня, Мариша. И всем советую.
– Опасные советы… – покачала головой Мариша, и ее рыжие кудри весело запрыгали в разные стороны.
У моей сестры время от времени бывает хандра. Не знаю, как она работает в такие дни. Наверное, разгоняет всех подчиненных, всем отказывает, всё меняет, что может изменить. Может быть, дерётся, не знаю. В детстве она всегда дралась, когда у нее была хандра.
– Зачем ты приехала?
– Я же сказала – соскучилась! – Марина меня обняла.
– Больше работай.
– Изработалась вся, в том месяце не было выходных. Вот, первый выходной, к тебе приехала.
– Вместе с хандрой?
– Да.
– Сиди дома, если у тебя хандра.
– Одиноко.
– Заведи кошку.
– Ненавижу запах.
– Заведи собаку.
– Не смогу гулять каждый день, мотаюсь по области.
– Заведи собаке гувернера, симпатичного аспиранта.
Мариша махнула рукой и подошла к шкафчику, где у меня хранятся продукты, достала бутылку ликера, который сама же мне и привезла когда-то.
– Совсем не пьешь?
Я помотала головой.
– Зря. Понимаешь? Зря-а-а!!! Русский человек должен пить! Это снимает стресс. Мы живем в такой стране, где постоянно стресс, хотя бы от полугодовой зимы. Жизнь это рост, это деление клеток. А у нас – полгода белая смерть. Надо спать зимой, а мы пытаемся жить. Поэтому надо пить горячительные напитки, разгонять кровь!
– Не могу пить, не лезет.
– Пей по чуть-чуть. Давай вот… за любовь!
– Да ну ее, Мариш! – Я отвернулась.
– Что? Опять? Пишет, да?
– Не хочу говорить. – Я вздохнула. Кому мне сказать, если не Марише? – Не понимаю, зачем ему это.
– Развлечения ищет. С тобой весело. А с женой – что? Компот из сухофруктов для перистальтики кишечника, постирушки, быт, быт…
– Не надо, пожалуйста.
– Почему? Я тебе скажу правду, голова твоя ее переварит, и – всё пройдет.
– Мариш, я психолог, а ты не психолог. Ты грубая и бесцеремонная. Ты не разбираешься в этом. Не надо.
– Ладно. Чем угощаешь?
– Ничем.
– Тогда пошли в ресторан. Тут у меня один знакомый открыл в вашем городе ресторан азиатской кухни, чем мы хуже Москвы. Попробуем кузнечиков в соусе из утренней росы. Давай, одевайся.
– Я одета.
– Ты в таком виде пойдешь на улицу?
Я кивнула. Ненавижу, когда Марина начинает общаться со мной, как с неполноценным ребенком. Наверное, это у нее компенсация, оттого что нет детей. Но у меня ведь тоже нет детей, и я не общаюсь с ней, как с ребенком. Может быть, я общаюсь с ней, как с мамой? Нет, я маме никогда не грубила. Я маму очень любила, восхищалась ей, хотела быть такой, как она. Когда она уехала, когда мы всё это осознали, я плакала так, что у меня глаза на время стали плохо видеть.
– Я думаю, мама уехала из-за тебя, Мариша. Потому что ты невыносимая.
– Она мне, кстати, написала.
– Что?! – Я не поверила своим ушам. – Мама?! Тебе? Где?
– В запрещенной соцсети. Нашла меня и написала.
– Почему не мне? А когда?
– Вчера.
Я быстро полезла посмотреть, нет ли у меня где-то новых сообщений. Нет.
– Покажи.
Мариша вздохнула:
– Она спросила, можно ли у нас поживет один ее знакомый, временно. Она же не знает, где мы с тобой теперь живем. Вообще ничего не знает.
– Странно как… И больше ничего?
– Ничего.
– Может быть, это не она?
– Она.
Мариша протянула мне айфон:
– Смотри.
«Привет, Марина! Может ли у вас пожить один мой знакомый?»
– Что за ерунда…
– Ну да. Первое письмо за двадцать лет.
– Не письмо – вопрос, – уточнила я. – Сколько ей сейчас?
– Считай. Ей было тридцать шесть, прошло…
– Ой…
– Ну да.
– А непохоже по фотографии… Пятьдесят шесть? Нашей маме? А кажется, что под сорок, как и нам…
– В Австралии, наверное, по-другому идет время. Это же другое полушарие, они вверх ногами ходят. Или она не работает. Плавает в океане с дельфинами. Они делают ее моложе, своей энергией, и вообще – они же лучше нас. Гладкие, быстрые, веселые… – Мариша подмигнула мне. – Я бы не отказалась от таких друзей. Что-то щебечут, можно не вслушиваться.
– Мариша! Ненавижу этот твой цинизм!
– Поэтому ты там, где ты есть, а я – министр.
– Министр ничего в республике, которой нет.
– Лёль, какая же ты дура… Я удивляюсь, как люди к тебе за советом ходят.
– Так они тоже глупые. Мы с ними на одном языке разговариваем.
Лёля погладила меня по голове.
– Дурашка моя. Даром что кандидат наук. Тебе хватает денег?
Я пожала плечами и сняла ее руку со своей головы.
– Залезь в холодильник, убедись. У меня даже деньги остаются.
– Копи, спрячь и потеряй. Помнишь, как ты потеряла деньги дома? Нашла, кстати?
– Нет. Где-то лежат и смеются.
– Или ты их в химчистку сдала.
– Или сдала. Ничего в моей жизни из-за этого не поменялось. Просто не сделала каких-то глупых покупок. Кстати, а почему ее знакомый не может пожить в гостинице?
– Не знаю.
– Что ты ей ответила?
– Она спрашивает нас обеих. Спрашивает «у вас». То есть помнит, что нас двое.
– Как будто не мать… Давай спросим, как у нее дела? Как она вообще…
– Ты ее простила?
– Не знаю. Наверное, простила.
– Тогда спрашивай сама. Я не простила.
– Как можно не простить мать? Она же не маленьких нас бросила. Она нас родила и вырастила. Мы здоровые и вполне успешные.
– Благодаря ей? – хмыкнула Марина.
– В том числе.
– Ты так разговариваешь со своими клиентами?
– Я их называю посетителями.
– Смешная ты, Лёля. И другая. Наверное, всё как-то не так было у нас в младенчестве, не так, как нам рассказывали. Ничего мы не знаем.
– Если учесть, что всё человечество ничего не знает о своем детстве, рождении и настоящих родителях, то ничего страшного с нами не произошло.
– Если ты очень хочешь знать, родные ли мы, давай сдадим генетический анализ.
– Ты серьезно? – Я посмотрела на Маришу.
– Это теперь просто решается.
Я помотала головой.
– Нет, не надо. Я боюсь. Вдруг мы и правда не сестры?
– Мрак! – Мариша взъерошила рыжие кудри. – Я не о нас с тобой. О нашей маме.
– У нас еще ведь есть брат…
– Ага, или сестра! – засмеялась Мариша. – На одной фотографии похож на дядю, на другой – на тетю. А на третьей – на чучело, забывшее, кто оно. Или еще не решившее.
– Мариша, для министра тебе не хватает европейской толерантности.
– От избытка, как ты выражаешься, толерантности, вся наша жизнь скоро превратится в полный хаос.
