Измена. Другие правила (СИ) - Ольга Олейник
— Это же просто замечательно, Никита Константинович! — обрадовалась я. — А с его мамой вы уже разговаривали?
Заручевский сразу помрачнел:
— Еще нет. И я как раз хотел попросить вас сходить к Карпенко вместе со мной — если, конечно, это не будет для вас слишком обременительным.
— Конечно, с удовольствием! Я же его классный руководитель.
Мы договорились встретиться на следующий день после обеда у школы.
Теперь я уже шла домой совсем в другом настроении — и пусть неприятные ощущения от разговора с Ланской никуда не делись, мне было радостно осознавать, что на свете еще были люди, которые иногда делали что-то просто так, не ожидая за это вознаграждения.
Глава 10
Уговорить маму Антона отпустить сына в московскую школу-интернат для одаренных детей нам так и не удалось. На все наши доводы она только качала головой.
— Зачем ему эта математика? Да и выгонят его оттуда после первой же четверти — разве вы не знаете его характер? За поведение выгонят. Да и не близкий свет — кто его в Москву повезет? Думаете, у меня деньги лишние есть?
И хотя Заручевский пытался убедить ее, что пока речь идет всего лишь о предварительном собеседовании, и что после такой школы мальчику будет открыта дорога в престижные вузы, она не хотела нас понимать.
— В ученые, что ли, пойдет? На что ему это? Сколько те ученые получают?
— Да почему же сразу в ученые? — Никита Константинович почти рассердился. — Он просто получит хорошие знания по точным предметам — математике, физике. Да и по остальным предметам тоже. И поступит потом куда захочет — хоть на инженера, хоть не нефтяника, хоть на юриста.
Когда мы спустя час, так ничего и не добившись, вышли на улицу, я порадовалась тому, что Антон не присутствовал при этом разговоре.
— Она не хочет посмотреть дальше своего носа, — Заручевский был сильно расстроен. — Думает только о сиюминутных шкурных интересах. Если старший сын уедет, кто будет присматривать за младшим? Бесплатная нянька, как-никак. И плевать ей на то, что она своим решением лишает Антона того будущего, которое наверняка было бы интересно ему самому.
— Думаю, нам стоит сделать еще одну попытку — чуть позже, — предложила я. — Есть люди, которые сразу не могут принять что-то новое — им нужно время свыкнуться с этой мыслью.
Он кивнул:
— Попробуем, конечно, но поверьте моему опыту — она не передумает. Она даже не хочет понимать, что если Антон останется здесь, то всё с большой долей вероятности закончится дурной компанией, заброшенной учебой и незаконченной школой. Но довольно об это, Екатерина Сергеевна! Простите, что втянул вас в этот неприятный разговор. Мне следовало пойти к Карпенко одному, а я пригласил вас и заставил разволноваться. Теперь я просто обязан как-то поднять вам настроение. И чтобы загладить свою вину, приглашаю вас на чай.
Я подумала, что он приглашает меня в кафе, которое как раз было неподалеку, но он свернул совсем в другую сторону.
— Мама сегодня как раз испекла превосходный пирог с яблоками.
Я сразу же остановилась:
— Ну, что вы, это неудобно.
А он искренне удивился:
— Да почему же неудобно? Я маме сразу сказал, что мы зайдем после беседы с Карпенко. Как чувствовал, что нам потребуется заряд положительных эмоций. И вы же сегодня еще не обедали, правда? Так что она нас ждет.
Мама Заручевского действительно нас ждала — стол уже был накрыт к чаю на три персоны, и всё оказалось именно таким, как я и ожидала. Идеальная чистота в квартире, уютная кухня и множество милых элегантных вещиц, создающих особую атмосферу — фарфоровая посуда, льняные, с вышивкой скатерть и салфетки, мельхиоровые ложечки.
— Прошу вас, проходите, Екатерина Сергеевна. Никита много рассказывал о вас, и я давно хотела с вами познакомиться.
Марина Николаевна оказалась худенькой женщиной среднего роста. Хорошо окрашенные в золотистый блонд волосы (в которых почти неразличимы была седина) были уложены в аккуратную прическу.
Она была слишком хорошо воспитана, чтобы разглядывать меня открыто, но время от времени я ловила на себе ее брошенный украдкой внимательный взгляд. И я от этого чувствовала себя неловко.
— А чем вы занимались в Москве, Катя? — она уже разлила по чашкам ароматный чай, и каждому на тончайшее блюдечко положила по куску щедро посыпанного сахарной пудрой пирога. — Кажется, вы работали не в школе?
— Да, я была сотрудником научно-исследовательского института. Мы изучали свойства живицы сосновой.
— О, это очень интересно! — сказала она больше из вежливости. — Никогда не думала, что это до сих пор изучают. Я видела некоторые продукты с живицей — кремы, бальзамы для волос и даже жвачку — и полагала, что всё давно уже известно.
— Мы полагаем, что живицу можно использовать куда более широко, чем сейчас, — откликнулась я. — Например, для лечения больных с заболеваниями органов дыхания. Для лечения кожных заболеваний. Только всё это требует специальных исследований.
Она покивала головой и подлила мне чаю.
— Разумеется. А образование у вас не педагогическое? Вам, наверно, непросто работать в школе? Всё-таки здесь нужны особые знания и умения. Вот Никита у меня — прирожденный педагог. Когда он поступал в педагогический, на его факультет был самый большой конкурс. А он поступил и закончил университет блестяще. Ему предлагали поступать в аспирантуру, но он не захотел.
— Мама, да что ты всё обо мне да обо мне? — Заручевский сидел с пунцовыми щеками.
Во дворе загудел автомобиль, и Марина Николаевна засуетилась:
— Ники, сходи за творогом, пожалуйста.
Моя мама тоже предпочитала покупать молочные продукты у местного фермера, машина которого в определенное время приезжала к нам во двор.
Когда Никита ушел, Марина Николаевна поторопилась коснуться той тем, которая, кажется, волновала ее куда больше моего диплома:
— А с отцом ребенка вы, что же, Катя, не общаетесь? Вы развелись, да? Или ваш брак не был зарегистрирован? Простите, я понимаю, что это — не мое дело, но мне кажется, что развод в такой ситуации — крайне опрометчивое решение. Конечно, вы еще очень молоды и наверняка еще встретите мужчину, с которым создадите семью, но всё-таки для него ваш ребенок будет чужим, и это так или иначе
