Ольга Горовая - Фраппе из снежного прошлого
И тогда она замерла, ошеломленная внезапным пониманием, что больше всего в этот момент хочет услышать самые простые и давно забытые слова «молодец, Даря!», от человека, который больше никогда и не посмотрит в ее сторону.
Из-за этого ли она отказалась от предложения канадцев?
Воздух в легких закончился, и жжение в груди заставило ее вынырнуть.
Что-то ванна не помогала расслабиться сегодня. Хотя, Дарина не ощущала себя напряженной. Только все такой же заблудившейся и не нужной никому. Даже себе.
Зря она вернулась в свой город, все-таки.
Отчего-то, именно здесь она больше всего почувствовала себя… неполноценной, что ли. Сложно оказалось описать это состояние, этот оценочный критерий, который Дарина читала в глазах всех старых знакомых. Они все восхищались ее успехами, поздравляли и хвалили… да только она знала, что на самом деле вертелось в их мыслях.
Когда женщина в тридцать пять лет имеет блестящую карьеру, и ежедневно возвращается в пустую и одинокую квартиру — ее жалеют.
Но и не в этом состояла проблема.
Большую часть жизни Дарине было искренне безразлично до мнения окружающих. Она игнорировала их жалость и осуждение пока сама верила в то, что делает. И знала, что по полному праву может гордиться всем, чего добилась.
Но сейчас… сейчас сама Дарина жалела себя.
И пусть у нее существовали отношения с мужчинами — она так давно не ощущала себя желанной и любимой. Скорее, эти люди давали ей чувство партнерства по общему делу или же соперничества в погоне за изменчивой удачей в научном мире.
Выключив воду, она выбралась из ванной и вытерла полотенцем покрасневшую от жара кожу. Погасила свет и пошла в комнату, раздумывая над тем, что совершенно не голодна, наверное, от усталости.
Дарина не для того вернулась, чтобы увидеть Игоря. Нет. Если бы это оказалось в ее силах — она и на шаг не приблизилась бы к областной больнице.
Но вернувшись ради того, чтобы провести больше времени с единственными родными людьми — родителями, которые уходили, она столкнулась с проблемой трудоустройства.
Возможно ей следовало все-таки согласиться на место одного из терапевтов, о которых упоминали в облздраве?
Вытянув из волос шпильки, которыми закалывала пряди, Дарина подошла к полке, где стояло множество безделушек, накопившихся во время ее путешествий и странствий. Провела кончиками пальцев по металлической верхушке копии Эйфелевой башни, всмотрелась в статуэтку веселой тирольской пастушки, прижала ладонь к небольшому камешку, привезенному из Лондона, который случайно нашла в одном из старых парков.
Отвернулась и таким же изучающим взглядом осмотрела не очень большую, но уютную комнату, освещенную сейчас только свечами. А потом села посреди ворсистого ковра на колени и отчего-то уткнулась лицом в ладони, ощущая себя безгранично уставшей и одинокой. Пустой и бессмысленной настолько же, насколько незначительными теперь казались ей все дни в ее жизни.
Странно, но сегодня похолодало, вопреки прогнозам синоптиков о теплой и влажной зиме. Небо казалось низким, хмурым и почти черным. А ледяной ветер пробирал до костей, легко продувая кашемир ее пальто, которое Дарина одела рассчитывая на гораздо более приветливую погоду.
Однако, несмотря на замерзшие руки и дрожь, она почему-то остановилась перед зданием больницы и запрокинула голову, рассматривая темные этажи и открытое пространство вокруг.
Людей практически не было. Промаявшись от бессонницы большую часть ночи, Дарина поднялась с постели в пять утра и, махнув рукой на отдых, поступила так, как поступала всегда, в любой стране — она пошла на работу.
Ведь больше ей, все равно, заняться было нечем.
Сейчас, в половину седьмого утра, несмотря на то, что на дворе оказалось довольно сумрачно, пейзаж возле больницы виделся не таким страшным, как вчера вечером. Подняв глаза повыше, она нашла окна седьмого этажа.
— Наш облздрав не оплачивает такого рвения к работе, Дарина Михайловна, — немного насмешливый голос Игоря заставил ее вздрогнуть и повернуть голову. — Неужели наше отделение вам настолько понравилось? — он опять задумчиво наклонил голову к плечу, присматриваясь к ней.
Дарина поглубже втянула в себя немного морозного воздуха и со слабой улыбкой покачала головой.
— Оно мне всегда нравилось, Игорь Валентинович, — пожала она плечами. — Да и больных у меня много, лучше я на них время потрачу, чем буду бесцельно бродить по комнате, — Дарина опустила руки в карманы пальто, пряча замерзшие, дрожащие пальцы. — И потом, что же вы тогда здесь делаете, если смена только через полтора часа начинается? — Дарина вновь перевела глаза на здание больницы, но краем глаза поглядывала на Игоря.
Он хмыкнул и покачал головой, пряча в карман брелок с ключами от машины.
— Сложно уложиться в смену, когда один ведешь все отделение, в котором не осталось ни одной свободной койки, — проговорил Игорь, и подобно ей самой перевел глаза вверх, только, похоже, смотрел на небо. — Кажется, снег все-таки будет, — задумчиво добавил он.
Дарина посмотрела вверх.
— Наверное, — она поджала губы, решив, что если такой прогноз оправдается, ей станет совсем невесело вечером в легком пальто и сапожках. — Теперь вы не один ведете больных, сможете приходить немного позже, — отчего-то тише добавила Дарина, ощущая в своем же голосе какую-то неуверенность. И, будто пытаясь это скрыть, направилась к ступеням крыльца.
— Посмотрим, — как-то неопределенно пробормотал Игорь и пошел следом, не позволяя Дарине убежать от него. Впрочем, и без его сопровождения, это оказалось бы достаточно трудной задачей, учитывая, что они работали вместе.
Глава 4
— Что, совсем забегались, Дарина Михайловна? — веселый голос Богдана заставил ее оторваться от окна и вида на остановку, которую созерцала Дарина.
— Да, есть немного, — с доброй улыбкой призналась она. — Вот, подумываю, выбежать, купить кофе, — объяснила Дарина парню свое поведение.
Несколькими часами раньше он сокрушался в ее присутствии, что чайник в ординаторской перегорел, и приходилось бегать или в сестринскую или к шефу.
Дарину это не устраивало. Ни один из вариантов. Начать с того, что у нее даже чашки своей не было — забыла утром прихватить. Да и не могла она пойти к Игорю, попросить у него горячей воды.
Не могла, и все тут.
Точно так же, как не хотела смотреть в холодные, полные осуждения глаза Тамары Петровны, старшей медсестры, единственной, кто осталась в отделении из тех, кого Дарина помнила. Она допускала, что женщина имеет право так на нее смотреть и осуждать за то, что когда-то Дарина сделала, покинув… нет, не отделение — Игоря.
