Воровка - Тара Кресцент

Откуда взялась эта мысль?

― Хватит вопросов, ― жестко говорю я. ― Сначала о главном. Моя картина у тебя. Я хочу ее вернуть.

― Она не твоя, ― огрызается она. ― Она принадлежит Palazzo Ducale. Кто украл ее для тебя?

Еще один вопрос. Есть тонкая грань между бесстрашием и безрассудством, и Лучия, похоже, намерена переступить ее.

Я делаю глоток насыщенного красного.

― «Мадонна на отдыхе» находится в сумке, которую ты прижимаешь к груди. Я бы предпочел этого не делать, но я могу забрать ее силой, если до этого дойдет.

Она откидывается на диван. Ее руки дрожат, когда она открывает сумку и достает оттуда картину, надежно завернутую в ткань.

Я пугаю ее. Я чувствую себя мудаком, когда разворачиваю драгоценный холст.

― Ты ее не повредила, ― бормочу я, глядя на картину, где мать играет со своим ребенком. Когда я впервые взглянул на нее, то ощутил глубокое чувство узнавания, сопричастности. Я думал, что со временем это чувство исчезнет, но, несмотря на то, что прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как я ее украл, оно никуда не делось. ― Это хорошо.

― Я куратор. Я знаю, как обращаться с произведениями искусства.

Слова резкие, но голос подавленный. Я заворачиваю картину обратно, откладываю ее в сторону, а затем сажусь напротив нее.

― Если ответить на твой вопрос, то я не нанимал вора, чтобы украсть картину. Я сделал это сам.

На ее лице мелькает удивление.

― Правда?

― Правда. ― Я подталкиваю к ней вино. На этот раз она берет бокал, кивнув в знак благодарности. ― Это было мое первое серьезное дело, ― продолжаю я. ― Мне следовало сразу продать ее, но я не смог с ней расстаться. ― Зачем я ей это сказал? ― С тех пор она висит у меня в спальне.

― Ты украл ее из Palazzo Ducale? Когда?

― Когда мне было шестнадцать. В музее был прием для приезжего мецената. Я переоделся официантом и пробрался на прием.

Она наклоняется вперед, открывая мне дразнящий взгляд на свое декольте. Желание пронзает мое нутро, и у меня перехватывает дыхание. Черт возьми, я хочу ее.

― И синьора Занотти знала, что ты украл ее. Я должна была догадаться, когда она предупредила меня. ― Она заправляет прядь волос за ухо ― неосознанный жест, который я нахожу глубоко сексуальным. ― Ты все еще не сказал, почему хотел встретиться со мной.

Надо отдать ей должное, она настойчива.

― Десять картин за десять лет, каждая из которых вернулась к своему законному владельцу. Ты не очень-то аккуратна, Лучия. Ты могла думать, что действуешь незаметно, но люди обратили внимание. Команде расследований Артура Кинкейда удалось заснять тебя на видео.

Я протягиваю ей свой телефон. Она смотрит короткое видео, нахмурившись.

― Я не понимаю.

― Как только его увидел, я узнал тебя. Ты меня не помнишь?

Глава 5

Лучия

Я тут же узнаю его. Это он.

Антонио Моретти, могущественный король Венеции и безжалостный глава ее мафии, ― мой таинственный спаситель.

Я смотрю на него, мои мысли мечутся. Возможно, мне следовало догадаться об этом раньше, но Антонио ― одно из самых распространенных итальянских имен. И я была слишком пьяна в тот вечер, чтобы как следует разглядеть его лицо.

― Десять лет назад, ― шепчу я. ― Это был ты.

― Да.

― О. ― Страх покидает мое тело. Я не знаю Антонио, но не могу поверить, что человек, который был со мной в самую страшную ночь в моей жизни, потому что не хотел оставлять меня одну, может причинить мне боль сейчас. Даже если он похитил меня. ― Спасибо за помощь той ночью, ― тихо говорю я. ― Если бы не ты, я бы, наверное, упала в канал. ― Затем я думаю о мужчинах, которые пытались меня ограбить. ― Или еще хуже. Ты не обязан был оставаться со мной, но ты это сделал, и я тебе очень благодарна.

Он выглядит почти шокированным моими словами. Неужели он не привык, что его благодарят?

― Это меньшее, что я мог сделать. ― Он наклоняется вперед, чтобы долить вино, которое я выпила, не заметив. ― Ты так и не позвонила мне.

Наши пальцы соприкасаются. Меня пронзает дрожь, и я снова убеждаюсь, что Антонио Моретти ― очень привлекательный мужчина. Даже в прошлом сквозь свое горе я поняла это, когда попросила его остаться в гостиничном номере.

― Я была разбита. Мне не хотелось ни с кем разговаривать. ― Я кладу свою руку на его. ― Но мне не единожды хотелось сделать это.

И я глажу его пальцы.

Что я делаю?

Я убираю ладонь, и на его лице появляется ироничная улыбка.

― Боишься, cara mia?

Cara mia. Моя дорогая. Он назвал меня так десять лет назад. Я помню только обрывки той ночи, воспоминания почти стерлись, но это ― нет. Я помню ласку в его голосе, то, как он стал хриплым.

― Мне стоит бояться? ― Я поднимаю пальцы к шее, большим пальцем поглаживая давно побледневший шрам, оставшийся после той ночи. Я помню, как его рука касалась моей кожи. Помню, как он спрашивал, кто это со мной сделал.

― Все в Венеции боятся меня. ― Его голос суров, но глаза пылают. ― Альвиза Занотти боится, и Валентина тоже. Она предупреждала тебя обо мне, не так ли? Она сказала тебе не воровать в Венеции.

По позвоночнику пробегают ледяные мурашки, и я дрожащими руками опускаю бокал с вином.

― Откуда ты знаешь Валентину?

Я не думаю,