Сердце в огне - Марина Безрукова
Кратковременное посещение Жени явно пошло ему не на пользу. Он столько ждал. Так надеялся, что когда увидит ее, почувствует прилив сил и тревога отступит. Он думал, свидание с Женей наполнит его верой, что всё поправимо. Он выдохнет, и просто будет ей помогать, и скоро они забудут об этом страшном происшествии, как о дурном сне. А потом еще внукам расскажут, что пришлось пережить в молодости их бабушке и дедушке. Будут примером любви, которая исцелила и вернула к привычной жизни, закалив их навсегда, как закаляет огонь сталь.
Но всё вышло совсем не так. Его ожидания разбились вдребезги, как тот хрупкий шар, в котором он прятал кольцо и записку с предложением. И таким же ощерившимся острием торчит теперь осколок их счастья, готовый распороть шелковую ткань, из которой соткана была их любовь. Глеб злился. На глазах кипели слезы, но не от алкоголя, а от ужасающего своей откровенностью чувства страха. Страха перед Женей, перед ее ожогами. То, что она побывала в лапах огненного монстра, как будто осквернило ее, выжгло из души Глеба тот восторг и чувство нежности, которые испытывал он, находясь рядом с ней.
Щурясь на отражение ярких ламп в зеркалах бара, он пытался вспомнить свою Женьку и вернуть утраченное. Неужели это чудовище выжгло всё дотла? Дотянулось своими кривыми обгоревшими щупальцами до его души, проползло по ней, оставляя за собой лишь черные следы сажи и тлена. Тыкаясь, как слепой котенок, он растерянно бродил на пепелище, то и дело бросался к кучкам золы, ворошил их непослушными пальцами, пытаясь отыскать драгоценности прошлого. Но всё напрасно, в голове то и дело возникала лишь одна картинка — Женька в больничной палате. И от этого видения, намертво впечатавшегося в мозг, хотелось орать дурниной.
Бармен вопросительно задержал взгляд. Глеб кивнул и показал на опустевший стакан. Играя бликами, из бутылки полилась новая порция медной жидкости.
Глеб пил виски маленькими глотками. Он надеялся, что силы, которые скрыты в этой отупляющей жиже, сжалятся над ним и позволят вычеркнуть из памяти то, от чего он чувствовал себя предателем и слабаком. Он уговаривал себя, что это зыбкое ощущение временное, и завтра оно исчезнет, растает, как кубики льда в стакане. И он никогда и никому не расскажет об этом. Эта позорная тайна умрет вместе с ним. Сколько людей, которые допускали для себя возможность сбежать, спрятаться, отвести глаза и изобразить важные дела, когда требовалось личное мужество? Много. Таких людей много. Свернули в переулок, увидев, как хамоватые парни пристают к девчонке, не прыгнули в речку, где водоворот затягивал мальчишку, отвернулись от мордочки тощего и замерзшего котенка, когда снег сыпался за воротник и гнал в теплый дом.
Минута малодушия простительна. И он, Глеб, ей не поддастся. Он выдержит. Однако далеко-далеко в черной галактике его души всё чаще маячила боязливая мысль. И Глеб отбивался от нее, как будто от этого зависела его жизнь. Он не мог сам себе признаться в том, что оказался слаб. Огонь сжег не кожу его жены, огонь подточил стержень внутри него, и сейчас этот стержень рассыпается, как перегоревший мрамор.
Он чувствовал себя беспомощным. Вокруг выжженная пустыня, земля в заскорузлых трещинах, жалкие пеньки обгоревших деревьев. Кое-где уцелели тонкие ветки, но они лишены листьев, в них нет больше жизни. Они служат лишь напоминанием о том времени, когда здесь всё цвело и благоухало, и смеялось и пело счастье. Боль и горе разъедали душу, травили разум, хотели причинить страдания телу. Глеб накачивался алкоголем, сознательно оттягивая момент, когда снова нужно будет открыть глаза и оказаться в реальности. Пусть хотя бы один вечер и ночь он побудет в добровольной иллюзии, что это просто затянувшийся кошмарный сон.
Тысячный раз Глеб прогонял в сознании тот вечер. Так быстро всё случилось. Он пытался убедить себя, что не было у него возможности предотвратить эту трагедию, но лишь подстегивал чувство вины: не смог, не справился, струсил… Вот оно! Струсил и не смог забежать в бунгало, когда там уже появился огонь. Теперь договориться со своим внутренним прокурором не было никакой возможности. Он не берет взяток в виде оправданий и отсылок к картинкам из детства. Он безжалостен и суров. А еще справедлив. И это нужно признать и смириться.
Думая о Жене, Глеб мучился странным ощущением. Он как будто пытался торговаться с судьбой, заранее зная, что сделка обречена на провал. А всего на всего нужно было забыть. Забыть, что пострадала она от огня. Ужасные мысли прыгали в голове, как будто, играя в теннис, стучали мячиком о стену: если бы она захлебнулась, если бы попала в аварию… От дикости этого торга, на голове шевелились волосы, но Глеб лишь мрачно хмурился и продолжал себя истязать. Он не мог простить Жене, что она обгорела. И точка. И хватит от себя бегать.
Теплилась надежда, что такие мысли, это и есть то самое дно, от которого он теперь оттолкнется и перестанет бояться. Но Глеб понимал, что на самом деле, это начало конца. Рано или поздно наступит день, когда не спрячешься за прозрачным стеклом. Придется войти в палату, подойти к Жене, увидеть вблизи ее шрамы и ожоги, и при этом сделать вид, что всё это неважно. Можно искусно притворяться, но Женька сразу всё поймет и почувствует.
Глеб опустил голову на руки и затих. Юсуф с печальными глазами снова оказался рядом. Он помог Глебу спуститься с высокого стула и, придерживая его за плечи, отвел в номер.
Наутро Глеб проснулся с дичайшей головной болью. От раскатов, гуляющих по мозгам, невозможно было даже открыть глаза. Он застонал и кое-как прохрипел в телефонную трубку, чтобы ему принесли крепкий кофе. Открыв ящик тумбочки, начал шарить внутри в поисках аспирина. Пальцы нащупали глянцевый прямоугольник. Глеб знал, что это такое, но чувство вины за вчерашние мысли заставило вынуть и посмотреть на фотографию. Мгновенный снимок с поездки на водопады. Женя доверчиво прижимается к его плечу и, словно заглядывает в душу большими, как у олененка глазами. Не отрываясь, он долго смотрел на последний их счастливый момент.
Сквозь муть в голове, он вспомнил,
