Сердце в огне - Марина Безрукова
Он сполз с кровати и отправился в душ. Долго поливал себя, то горячей, то холодной водой, чувствуя, как постепенно вырисовывается план действий. «Думал, сдамся? — обращался он к невидимому обвинителю, — хрен тебе!» Для наглядности он даже выкинул вперед руку и показал в никуда средний палец. Полотенцем вытер запотевшее зеркало, внимательно вгляделся в хмурые покрасневшие глаза. Не сдался, когда надо было просиживать за учебниками? Не жалел себя, что сирота? Работал сверхурочно за небольшой оклад? Терпишь выходки управляющего с его требованиями носить рубашки только одной итальянской фирмы? Значит, можешь. Сможешь и здесь!
В больницу поехал в приподнятом настроении. Раскладывал по полочкам плюсы и минусы. Плюсы перевешивали. Главное, Женя жива, ожоги пройдут, она молода и быстро восстановится. А свои штучки, страхи насчет огня просто нужно засунуть, куда подальше. Не распускать нюни, не жалиться, здоров, и руки-ноги действуют, Женьке в разы сложнее. Но ничего! Выстоят, уедут домой, там врачи, сейчас вон, какие технологии, инвалидов из колясок поднимают… Пару месяцев и всё будет хорошо! Эйфория обрушилась сладким сиропом, залила все трещинки сомнений, законопатила их, ласково нашептывая ободряющие, оторванные от реальности, мечты.
Смело шагал в бахилах по коридору, с улыбкой открывал дверь в предбанник палаты, шутил с медсестрой и запрещал себе вспоминать вчерашнюю слабость, что накатила при виде Жени. Сегодня она не спала. Глеб бодро помахал ей рукой, улыбнулся, поднял в воздух сжатый кулак. «Ты еще сердечко на стекле нарисуй, и воздушный поцелуй пошли, идиот…» — забубнил тот, кто вчера запугивал и открывал темные стороны его души. Глеб мысленно отмахнулся: главное, не терять позитивный настрой. Он увидел, что Женя тоже улыбнулась ему в ответ.
Счета росли. Глеб оформил удаленно кредит. С работы недвусмысленно намекали, что пора бы уже приступить к своим обязанностям. Капитализм. Человек человеку не брат, и проблемные сотрудники, выбирающие посвятить себя заботе о больных близких, не особо-то ценятся. Замедлишься, перестанешь показывать результат, сшибут с карьерной лестницы в самый низ, и будешь клерком в синем галстуке обзванивать потенциальных клиентов.
Наступил день, когда пустили к Жене в палату. Глеба не предупредили, он уже по привычке просто стоял в предбаннике, радуясь, что прозрачное стекло служит ему защитой от страхов. Блики скрывают его демонов, которые выдают себя судорогой, пробегающей по верхней губе, и остаются едва заметным биением под нижним веком. Стекло искажает выражение глаз, оставляя на виду лишь улыбку.
— Можете зайти внутрь. Доктор разрешил, — неожиданно прозвучало за спиной по-английски.
Глеб быстро обернулся. Перед ним стояла молоденькая медсестра, она была в маске, и он видел только ее карие с золотистыми звездочками глаза.
— Я… прямо сейчас? — глупо переспросил Глеб.
Глаза медсестры сузились, видимо, под маской она улыбнулась. Она кивнула и сама открыла застекленную дверь. Глеб непроизвольно задержал дыхание. Ему снова почудилось, что сейчас он услышит запах горелой кожи. Легкие требовали кислорода, и он осторожно сделал вдох, но не различил ничего, кроме дезинфекции. Осторожно сделал шаг по направлению к кровати. Женя повернула к нему голову и улыбнулась. Глеб замялся, оглянулся, как будто искал поддержки, и застыл, не доходя до постели.
— Привет… — тихо сказала Женя, и глаза ее засияли.
— Привет, — откашлялся Глеб.
Он всё-таки сделал над собой усилие и подошел ближе. Женя приподняла руки над покрывалом и устроила их поудобнее. Из-под повязки виднелись только кончики пальцев. Глазами она указала на стул, стоящий рядом:
— Садись… Как ты?
Глеб опустился на краешек пластика. Он понимал, что нужно смотреть в глаза, но почему-то его взгляд всё время перебегал с ее лица на приборы, на окно с пластиковыми шторами, на медикаменты, которые лежали на столике у стены. Он смотрел куда угодно, только не на Женьку, а точнее не на толстую подушку из сетчатого бинта, закрепленного на левой щеке — от глаза и до самой шеи.
Женя с усилием протянула к нему руку, Глеб сморгнул, проглотил комок в горле и осторожно перевернул свою ладонь, чтобы она могла положить забинтованную кисть. Он не мог даже понять, теплая у нее кожа или нет, словно заледенел сам.
— Тебе не больно? — наконец, глухо спросил он и аккуратно высвободил свою руку.
Расправил складки на простыне, погладил покрывало из особого, похожего на космический, материала. Женя чуть поморщила нос, веснушки на нем стали как будто бледнее.
— Мне делают уколы…
Пиликнул какой-то из приборов, и Женя повернула к нему голову. Глеб увидел сожженные порыжевшие волосы, концы их были скручены и опалены, как фитиль свечки. Тут же его ноздри дернулись от едва ощутимого запаха. Его замутило. Больно прикусив губу с внутренней стороны, Глеб принялся медленно считать черные клетки на покрытии пола.
— Ничего, Жень, скоро домой поедем… — услышал он, словно со стороны свой по-дурацки неестественный голос.
«Вот будет картина, если я сейчас тут в обмороке растянусь». — Он попытался улыбнуться, надеясь, что Женя на него не смотрит. Иначе маска притворства сползет с лица на пол, как плохо приклеенное сырое тесто. К счастью, в палату вошла та самая медсестра с золотистыми прожилками в карих глазах. Она сделала едва уловимый жест, показывая на дверь. Глеб вскочил, он понимал, как это выглядит со стороны, но ничего не мог с собой поделать.
— Ну ладно, Жень… Я пойду уже… А то тут видишь… — он показал на медсестру.
Женя едва заметно кивнула и тут же поморщилась. Глебу показалось, что она чего-то ждет от него. Он широко улыбнулся, махнул рукой и трусливо шмыгнул за дверь. Пока она не попросила ее поцеловать.
Глава 6
Из того вечера Женя почти ничего не запомнила. Воспоминания обрывались на моменте, когда она, окунув напоследок руки под ледяную струю воды, идет к автобусу, а на большом камне ее уже ждет Глеб. Он протянул ей тогда руку, и Женя с радостью за нее ухватилась. Сердце сжалось, так приятно, когда есть, на кого опереться и довериться. Всё-таки в одиночестве человек уязвим, а когда рядом есть родная душа, силы прибавляются и придают уверенность: всё получится.
Смутно помнила, как в автобусе ей стало нехорошо, а дальше только боль, боль, боль. Она выпила
