Мой встречный ветер - Анастасия Зарецкая
На моей памяти была у Ильи только одна подружка.
Еще в школьное время.
Они постоянно ссорились и мирились. Но любил Илья ее сильно, глупый. Потом, после выпуска, она и его друг уехали покорять столицу, поступили в один вуз, а Илья здесь остался. Он к ней на новый год улетал… Вместо того, чтобы побыть с нами. Тогда же все и выяснил… Что нет у него теперь ни девушки, ни друга.
А чуть больше, чем через год, похожая ситуация у меня произошла. Если бы все это не было так грустно, я бы даже посмеялась. Сразу видно, кто здесь родственники.
Так вот, сейчас я могу только догадываться, что у него в личной жизни происходит. Может, и нечто большее, чем мне о ней известно. Хотя я все-таки немного в этом сомневаюсь. Когда люди влюблены, они начинают выглядеть как-то совсем по-особенному. Чуть менее внимательны, чуть более улыбчивы. И глаза дурные-дурные.
С одной стороны, довольно часто влюбленность спасает. Даже невзаимная. Вот влюбишься в кого-нибудь, и вместо того чтобы беспокоиться о проблемах на учебе или в семье, думаешь, как бы пересечешься случайно со своим человеком, как бы дождаться наконец встречи. А ведь и не пересечешься, если твоим этот человек пока не стал и не планирует — снова пройдетесь по разным тропам, направляясь в одно и то же место.
С другой стороны, бесконечные мысли об одном и том же, какими бы приятными или тоскливыми они ни были, начинают рано или поздно надоедать. Хочется занять голову чем-нибудь — хоть чем-нибудь — другим, ибо и радостью, и печалью можно насытиться.
Не знаю, как некоторые люди могут общаться друг с другом денно-нощно, не испытывая при этом усталость. Я всегда нуждаюсь в отдыхе от человека, — может, это и стало одной из причин, из-за которой меня бросили в январе.
Впрочем… впрочем, пожалуй, редко в разрыве отношений виноват кто-то один. Виноваты оба — не смогли договориться, не хватило чувств и терпения, чтобы выдержать все испытания. И одновременно с тем никто не виноват — значит, и суждено было разойтись, пусть и произошло это позже, чем следовало. Приходится потом заново учиться жить, уже без этого человека. Хотя, казалось бы, чему тут учиться. Вилкой-ложкой пользоваться умеешь, алфавит тоже пока не забыл. Разве что, не удержавшись, на кровать падаешь чуть чаще обычных людей — как лялька, которая сидеть еще не научилась…
Но это я, как всегда, отвлекаюсь.
А Илья…
Илья все же заявился.
Как раз в тот самый момент, когда Оля заканчивала речь о том, какие все мужчины бесполезные. Не люди прямо-таки, а аппендиксы: в общем-то, не мешают, в некотором роде облегчают жизнь, но чуть воспалятся — можно удалить, не задумываясь, ибо жить без них вполне получается. Оле надо было идти в медики, с такими-то классными метафорами. Она бы и пошла, если б была чуть слабее духом — вся ее семья так или иначе связана с медициной, так что родители долго с Олей спорили об её истинном предназначении.
А начался этот разговор с ужасающе возмутительной ситуации, когда один высокий и с виду даже умный мальчик позвал Олю гулять (как раз вчера, пока я на пересдаче тусила), а потом не дал ей сказать ни единого предложения: на каждое сказанное Олей слово у него имелся монолог длиной минимум в десять минут.
“Я сегодня варила макароны”, — сказала Оля.
И он начал перечислять любимые рецепты. Выяснилось, что на завтрак он предпочитает яичницу, иногда с сосисками, если удается купить их по акции, и еще он очень любит сосиски с сыром, а многие вообще-то считают их извращением; перед сном он пьет стакан кефира, в детстве терпеть его не мог, но сейчас заходит нормально, но, если вдруг от стипендии еще что-то осталось, то он бы лучше фастфуд заказал… И все в таком духе. Ещё Оля запомнила что-то неконкретное про борщ, потому что терпеть его не может.
Илья застопорился еще на самом входе — возможно, не хотел сбивать Олю с мысли. Но она, так удачно расположившаяся, сразу его заметила. И сбилась.
Илья посмотрел сначала на Полину. Потом на Олю. И только потом на меня.
— Я предупреждала, — заметила я. — Целых два раза. Но ты, кажется, не слышал. — И сразу же: — Шарлотку будешь?
Илью очень легко задобрить. Его лицо, кислое, как квашеная капуста, тут же приняло смиренное выражение.
— Доброго дня прекрасным девушкам, — пробубнил он. Затем добавил чуть более радостно: — И моей сестре. Я вообще-то сказать тебе хотел… потом. Давай свою шарлотку, я ее в комнату заберу.
— Ну-ну, — тем не менее, мне опять пришлось подниматься с места. — Будешь потом как дед.
Шутка про деда была одной из наших семейных традиций.
Одним воскресным утром, незадолго до того, как мы сюда переехали, девятилетняя я отказалась есть кашу вместе со всеми за кухонным столом. Кажется, у меня просто случился очередной загон. Я унесла ее в нашу тогда еще общую с Ильей комнату и позавтракала с удовольствием. Потом, вернувшись на кухню с пустой тарелкой, я заявила маме, что, похоже, всегда теперь буду есть одна, это очень повышает аппетит.
И мама сказала, что такими темпами я очень скоро стану как ее дед, который к своей старости слишком сильно потерял связь с реальностью (рехнулся) и рядом с людьми принимать какую-либо пищу отказался, ссылаясь на то, что его могут намеренно отравить или там соли насыпать лишней, чтобы поиздеваться. Вдобавок мама заявила, что я в принципе очень сильно на него похожа, характер аналогичный… предполагаемая судьба, видимо, тоже совпадает.
С тех пор, стоило мне стащить из кухни хотя бы конфету, Илья без лишней скромности припоминал, что я вот-вот в деда превращусь. Теперь я подросла и тоже могу так шутить.
Пока я возилась с обслуживанием собственного старшего брата, Илья решил слегка поразить моих подружек своим обаянием:
— Как вообще дела, девушки?
Я, уже почти дотянувшись до тарелки, обернулась. Стало интересно, кто и как отреагировал на такое неожиданное проявление дружелюбия.
Оля, вчера разочаровавшаяся в очередном своем мальчике, еще больше очаровалась в моем брате. И смотрела на него, не скрывая обожания. А вот Полина наблюдала исподтишка. Внимательно и осторожно.
Я однажды спросила у нее, что она думает об Илье. А Полина в ответ лишь пожала плечами. Не то чтобы это жутко оскорбило мои
