Мой встречный ветер - Анастасия Зарецкая
Покорно села. Справа от преподавателя. Зачетку протянула ему, конспекты положила перед собой. Медленно открыла первую страничку… Зря писала, что ли… Работала в течение семестра и все такое…
— Ну нет, так не пойдет, Вероника, — и в то же мгновение конспекты последовали за зачеткой (в цепкие руки преподавателя). — Я предпочел бы послушать все же вас. Ваши старания я и сам могу почитать.
— Там почерк такой себе, — заметила на всякий случай.
— Разберемся. Давайте, рассказывайте. Все, что знаете.
Все, что я знаю, состояло из этих самых конспектов, которые я писала больше трех недель назад в полудреме, а потому успела уже позабыть напрочь, и первой (из пяти) частей методички, созданной для любимых студентов непосредственно лектором (напротив которого я так вальяжно расселась).
Так что ничего мне и не оставалось, кроме как начать пересказывать эту часть.
Там было что-то про то, что такое наука, какая она бывает, как развивалась и какие особенности имеет в современном обществе… С каждым сказанным мной словом преподаватель все сильнее хмурился, а на сравнении философии и науки (что, в общем-то, было самой интересной частью) не выдержал и прервал мою воодушевленную — на самом деле, не совсем — речь:
— Ну, довольно с этим. Это все хорошо, что Рассел считал философию неуверенной, а Ясперс — индивидуальной для каждого человека. Но это все теория, а вы, журналисты, должны работать с практикой. Поэтому расскажите мне лучше, Вероника, вот что. Был такой товарищ когда-то — Эйнштейн — и сочинил он одну штучку, так называемую специальную теорию относительности. В чем же ее смысл?
Я растерялась. Честное слово.
Да, были в нашей местной методичке какие-то пунктики насчет этого, но не то чтобы я в нее вчитывалась. А в конспектах про это имелось ровно ноль слов. Хотя я переписывала их у Полины.
— А я какой, извините, предмет сдаю?..
Преподаватель смотрел на меня минут тридцать, а то и целый час, сохраняя абсолютное молчание. Потом все же заметил:
— Обычно это я у студентов спрашиваю. Но вообще-то все тот же. Разные сферы жизнедеятельности, сами заметили. Что ж, в таком случае, мне будет интересно послушать ваше мнение о происхождении жизни.
Как будто я что-то помню. Я биологию последний раз учила в девятом классе. Но физику, справедливости ради, не учила вообще никогда. У нас в семье Илья технарь только.
— Может, я лучше про этику расскажу? — окончательно обнаглела. Но про этику я хотя бы действительно что-то помню. В конспектах Полины были красивые слова про полную свободу творчества (что действия, которые совершаются по собственному желанию, а не принуждению, всегда получаются лучше). Правда, там говорилось про творчество научное, но творчество, каким его не обзови, в основе своей несёт одно и то же.
— Двойку наверняка вам все же не хочется, — преподаватель покачал головой. — Ну, рассказывайте.
Рассказала.
Все слова забыла мгновенно, но все же что-то выдать смогла. Про этику добродетели, долга, ценностей… единственное, что хоть как-то смогло меня в этом предмете заинтересовать, когда я конспекты переписывала. И я получила несчастную положительную оценку. Четверку. С во-о-от таким минусом. В основном, сказал преподаватель, за конспекты. И чтобы не портить его репутацию. С этого года, говорит, решил, что больше тройки ставить не будет. Повезло, конечно же. Нет, в самом деле. Я очень легко отделалась.
Как-то так получилось, что вторую свою сессию, в отличие от первой, я закрыла без троек.
Это хорошо. Это значит — в деканате дадут скидку на обучение, и родителям станет чуть легче тащить на своих плечах бестолковую дочурку…
— Не заметно у вас с собой чемодана, — заметила я уже на пороге, прежде чем уйти окончательно.
Преподаватель широко улыбнулся — и движением фокусника выдвинул из-за лекторского стола чемодан насыщенного малахитового цвета.
— И вам хорошо отдохнуть, Вероника…
***
А на следующий день мы с подруженьками решили собраться у меня (мы всегда собирались именно в моей квартире, чтобы не отвлекать соседок Оли и Полины, у каждой своих). Собирались по великому поводу — отпраздновать начало лета. У нас, конечно, лето было неправильным, лето минус один, как любит кричать из своей комнаты Илья (ладно, кричит он всё-таки не про лето).
К тому же, завтра Оля уже улетает отдыхать… в Питер. Как-то так получилось, что за все свои прежние путешествия Оля так его и не посетила. А послезавтра Полина уезжает к родителям в соседний город, раз в двадцать меньше нашего. Обещает вернуться через пару недель, чтобы проведать меня, но я пока не знаю, насколько долгими выйдут для меня эти недели.
Родители на работе. Среда, как-никак. А Илья сидит дома. Отдыхает уже почти неделю. Второй курс закончил, а мы-то все думали — совсем оболтус… По итогу оболтусом я оказалась. Спасибо, как говорится, что не отчислили.
Мы с девочками расположились на кухне, мгновенно ее заполнив. У меня места определенного не было — я носилась туда-сюда, кипятила воду, раздавала столовые приборы, раскладывала по тарелкам шарлотку — приготовила на быструю руку, пока ждала гостей. Полина прислонилась к стене — ее темные каштановые волосы необыкновенно хорошо смотрелись на зеленых обоях и напоминали сочные ягоды смородины, окруженные венцом из листьев.
А Оля, как всегда, села возле окна, напротив входного проема. Будто ждала, что кто-то войдет, и боялась это пропустить.
Ну, в общем-то, думаю, она и вправду ждала. И наверняка боялась.
Оле нравится Илья. Серьезно так нравится. Ей много кто нравится, но серьезно только некоторые, и Илья в их числе. Мне, говорит, симпатичны парни повыше (а сама ненамного меня переросла). И те, у которых голова работает. Я честно пыталась ее убедить, что Илья к таким не относится, но пытаться убедить в чем-то Олю — занятие безнадежное, она даже слушать не станет.
Впрочем, как бы мне не хотелось поддержать подругу, ничего ей с моим Ильей не светит.
Мой брат в этом плане принципиальный до ужаса. С твоими подружками, говорит, я отношениться не стану. Я у него спрашиваю, что же будет в том случае, если его девушка, уже в статусе его девушки, станет моей подружкой. Расстанется? А он утверждает, что вероятность этого примерно равна нулю. Математик, понимаете ли. Впрочем, в чем-то он прав. В этом плане Илья похож на Полину — о своих делах сердечных не рассказывает. И уж тем более их не демонстрирует. Если когда-то он кого-то домой приведет, это будет чудо, но, скорее всего, прятать будет до
