Ангел скорой помощи - Мария Владимировна Воронова
– Интересно было бы услышать.
– Потому что если женщина, типа, не хочет, то она ваша добыча, и можно не стараться, взять по минимуму, а если хочет, то она уже деловой партнер, и приходится учитывать ее интересы тоже.
– Фу, какая пошлость, – кисло сказал Ян. Из уст Сони такое слышать было не очень приятно.
– Жизнь вообще пошлая штука. – Соня заглянула в сахарницу, поскребла ложкой по слежавшемуся в монолит песку и тут же бросила это занятие. – Ну что, приличия соблюдены, пошли на диванчик?
– Я еще не допил.
– Ты только не думай, пожалуйста, что разбил мне сердце и теперь я такая: «Ха-ха-ха! Любовь обман, жизнь дерьмо, будущего нет!» И демонически хохоча, погружаюсь в пучину цинизма и разврата. Ничего подобного.
Ян улыбнулся и погладил Соню по коленке.
– В общем-то, наверное, и нет разницы, о чем мы сейчас говорим?
– Да нет, Ян, есть. Я хочу, чтобы в этот раз между нами было все сразу ясно.
– Разве так бывает?
– Теперь тебя понесло в пошлятину.
– И то правда.
Ян встал, подал ей руку и притянул к себе. От волос Сони пахло солнцем и немножко антисептиком, он провел ладонью по спине, по бедру, чуть задержался перед тем, как поднять ей юбку.
Соня обняла его, губы их соприкоснулись, но вдруг она напряглась и отстранилась:
– Что-то не то…
– Все то, – хрипло сказал Ян и снова попытался прижать ее к себе, но Соня отступила.
– Нет, не то, разве ты не чувствуешь?
Он осторожно взял ее за руку:
– По мне, так все очень даже то, что надо…
Соня помедлила секундочку, но потом все-таки высвободила ладонь.
– Нет, Ян, что-то перемудрили мы с тобой, – вздохнула она. – И правда не годится вслух обсуждать такие вещи.
– Не я завел этот разговор.
– Ну да, это я дура.
– Сонь, да все в порядке, правда.
Она поморщилась:
– Какое там! Теперь у нас получится не секс, а какая-то бухгалтерия!
Ян подумал, что и правда так, и в этот раз не стал удерживать девушку. Через секунду Соня уже стояла в коридоре, поправляя прическу перед зеркалом.
Ян тяжело вздохнул и надел ботинки.
– А ты куда?
– Провожу.
– Да ну, глупости.
– Провожу, как раньше.
– Да зачем, я ж за рулем.
– Хоть на машинке покатаюсь. Надо ж как-то отвлечься от зова плоти теперь.
– Прости, пожалуйста, я совсем не подумала о твоих чувствах.
– Ничего страшного, я о твоих тоже мало думал.
По дороге они почти не разговаривали, Ян смотрел в окно, раздумывая, обижаться ему или не стоит, так ничего и не решил, но, когда подъехали к Сониному дому и остановились за углом для конспирации, чтобы, не дай бог, не заметили родители, они все-таки поцеловались так нежно и искренне, что все глупые мысли мгновенно вылетели у Яна из головы.
* * *
Конечно, Надя ходила на работу не только для того, чтобы восхищаться Костей Коршуновым. К медицине душа у нее лежала с детства, и со временем она не разочаровалась в своем выборе, как это иногда бывает, когда узнаешь профессию со всех сторон. Наоборот, с каждым днем становилось все интереснее и интереснее.
Считается, что работать с детьми – занятие не для слабонервных, но Надя рискнула и никогда потом не пожалела о принятом решении.
Ребятишки к ней льнули, и даже самое отпетое хулиганье из подростков, томящихся на обследовании, в ее смены не позволяли себе лишнего, хоть Надя считалась медсестрой не просто доброй, а даже слишком добренькой.
Сейчас за ней по пятам ходила Юлечка, поступившая в больницу из детского дома, девочка с множественными пороками развития и умственной отсталостью. Надя однажды взяла ее на ручки, и с тех пор маленькая пациентка ее уже от себя не отпускала. Стоило Наде прийти на работу, как Юля бежала к ней. Это немножко мешало работать, но у Нади духу не хватало оттолкнуть ребенка, с которым жизнь обошлась так сурово.
Не избалованной человеческим вниманием Юлечке, в общем, для счастья-то много и не надо было, просто чувствовать рядом кого-то спокойного и теплого.
Надя снимала назначения, а Юля тихонько сидела у нее на коленках, покручивая пуговицу халата.
Истории Коршунова Надя, как обычно, оставила на сладкое, сначала взяла папку заведующего, ибо его вавилонскую клинопись можно было разбирать только на свежий глаз. Кроме того, его рука не признавала заботливо прочерченных Надей полей, и назначения он писал где угодно, только не там, где положено, указывая путь к ним сложной системой стрелок, и порой приходилось хорошенько поломать голову, чтобы разобраться во всех этих таинственных письменах. На его фоне истории Кости выглядели просто эталоном каллиграфии, и старшая сестра порой ставила их заведующему в пример, на что тот отвечал в том духе, что, когда Константин Петрович научится так же оперировать, как пишет дневники, тогда и поговорим. А пока, граждане, терпите. Возразить на это было нечего, оставалось только проявлять смекалку.
Надя так задумалась над очередным иероглифом заведующего, что не заметила, как подошли Коршунов с Яном Колдуновым.
– Привет, Надюша! – улыбнулся Ян, а Костя взглянул как будто с неприязнью.
– Позволю себе напомнить, что вы постовая медсестра, а не нянька, – отчеканил он так строго, что Надя не нашлась, что ответить.
– Почему-то я постоянно вижу вас играющей с детьми, тогда как вы должны выполнять свои прямые обязанности, – продолжал Коршунов.
– Да будет вам, Константин Петрович, – засмеялся Колдунов и наклонился к Юлечке, – просто Надюша сегодня работает с помощником, верно? Смена растет!
Он подмигнул девочке, и та быстро повернулась к Яну левой стороной, показывая изуродованное ушко.
Наде стало не по себе от этой готовности ребенка услужить, сделать то, что от нее требуется. На обходах студентам демонстрировали это ушко как симптом множественных пороков развития, и Юлечка, видно, запомнила, что от нее нужно людям в белых халатах.
Яну, видно, тоже сделалось грустно, потому что он быстро погладил Юлечку по голове, пробормотав «ничего, ничего, малышка».
– Вы отложили истории больных под наблюдением? – спросил Коршунов.
– Да, конечно.
– А контрольные анализы заказали?
Надя отрапортовала, что уже взяты и через полчаса будут готовы.
– Очень хорошо. – Коршунов взял папку с историями больных под наблюдением. От долгого использования изображение адмиралтейского кораблика на ней почти стерлось, а тесемки растрепались, и Надя видела, что Косте неприятно держать в руках
