Ангел скорой помощи - Мария Владимировна Воронова
Ян никак не мог понять, как это у деда получается услышать фамилию больного и предполагаемый диагноз только с третьего раза, но, вдев в глухие уши фонендоскоп, засечь нежный диастолический шум. Или теми же самыми глазами, которым требуется двое очков и лупа, чтобы прочитать газету, увидеть микроскопические кровоизлияния на коже.
Не зря говорят, что профессиональные навыки отмирают последними…
Сегодня Колдунов ничего интересного от Смирнова не ждал, просто хотел, чтобы нудный и мнительный пациент получил ударную дозу внимания и на некоторое время отцепился от него самого.
На этом рабочий день подошел к концу, и Ян собрался в библиотеку, визит куда давно откладывал под разными благовидными и не очень предлогами. Переодевшись в ординаторской, он даже немного попрыгал, как боксер перед поединком, укрепляя боевой дух, но мысль о научной работе оказалась такой невыносимо тоскливой, что Ян почти против воли заглянул в ангиографию, проверить, не ушла ли Соня.
Она сидела перед негатоскопом и дописывала заключение. Сосуды на снимке напоминали то ли реку со множеством притоков, то ли молнию, то ли одинокое облетевшее дерево в хмуром ноябрьском небе.
– Если подождешь пять минут, подброшу тебя, – сказала Соня, не отрываясь от работы.
– Высоко подбросишь? – засмеялся Ян.
– Куда тебе надо или до метро.
– Мне в библиотеку.
– Хорошо.
Ян сел в уголке на стул, чинно сложив руки. Соня писала вдумчиво, будто стихи сочиняла. То поглядит на снимок, то задумается, покусывая колпачок ручки, то примется быстро строчить в истории, склонив голову. Ян смотрел на длинную тонкую шею, нежные завитки волос и вспоминал, как сильно Соня нравилась ему.
А потом в его жизни появилась любовь, которой он не звал и не хотел и в которую вообще не верил… Ян вздохнул.
– Сейчас, сейчас, – сказала Соня.
– Я никуда не спешу. Особенно в библиотеку.
Пока шли к Сониной машине, Ян вспомнил, что его божественный сосед сегодня дежурит.
– А хочешь, заедем ко мне, посмотришь, как я живу? – осторожно спросил Ян, устраиваясь на пассажирском сиденье.
Соня повернула ключ зажигания и рассмеялась:
– Что же у тебя за удивительный быт, что за царские покои? Янтарная комната? Или египетская пирамида?
– А вот узнаешь.
– Заинтриговал.
– Поехали, тем более что тут недалеко. Просто посидим, вина попьем…
– Я же за рулем.
– Ну все равно, тормозни у гастронома. К чаю тогда чего-нибудь возьму.
– Ян, не будем лицемерить.
– А, да?
Соня молча улыбнулась.
Войдя в дом, она огляделась.
– Вот, значит, как вы живете…
– Ага, – Ян обнял ее за талию, но Соня мягко отстранилась.
– Давай хоть кофе все-таки попьем для мелкобуржуазного приличия.
Ян рванул в кухню, зажег газ и достал две самые приличные чашки в цветочек. Заглянул в холодильник, хоть и знал, что там ничего интересного нет, кроме кастрюли питательного борща, сваренного Константином Петровичем с учетом законов физиологии и гигиены. На всякий случай он спросил:
– Супчик будешь?
Соня отрицательно покачала головой и села на табуретку.
– Слушай, Ян, ты, если что, не рассказывай папе, что мы общаемся.
– Ну, во-первых, у нас с ним не те отношения, а во-вторых, почему?
– Он о тебе даже слышать не хочет.
– Да? – Ян искренне удивился. Любить его у профессора Бахтиярова особых поводов не было, но все же после того, как Ян не стал топить его за явную врачебную ошибку, Сонин отец стал с ним весьма любезен и даже хвалил за хорошую работу.
– Пойми правильно, он ценит тебя как специалиста, но они с мамой чуть меня не убили, когда я сказала, что мы с тобой весной виделись.
– Так мы тогда просто поговорили, и все.
– Ну так именно! Но если я все забуду и снова стану с тобой встречаться, то я им не дочь.
Ян нахмурился:
– Сонь, я тогда с тобой действительно поступил некрасиво, только ведь…
– Ничего не было, хочешь ты сказать?
– Ну да…
– Так именно! Но ты же мне предпочел другую девушку, как пережить столь страшное оскорбление, – Соня засмеялась, – это ж, получается, признать, что я второй сорт или даже третий, который не брак.
– Вот чего не было на уме, так этого!
– Да я-то понимаю, но помни, Софья, – она приосанилась, изображая своего отца, – никому не позволяй унижать себя, раз и навсегда усвой, что главное в человеке – это чувство собственного достоинства!
– Не поспоришь, – улыбнулся Ян.
– А чувство собственного достоинства наступает у моих родителей, только когда мир крутится вокруг них, только когда все им поклоняются и прислуживают, иначе они чувствуют себя униженными и оскорбленными. Поэтому мысль о том, что я прощу человека, если он отверг такой идеал, как я, и полюбил другую, вызывает у них нервные судороги.
– А ты простишь?
– Ян, так даже вопрос нельзя ставить. Ты ни в чем не виноват передо мной.
Чайник закипел. Ян еще раз заглянул в холодильник, потом в хлебницу. Чуда не случилось.
– Насыпай себе кофе, – сказал он, откупорив серебристую банку с помощью черенка ложки, – больше нечем показать тебе свою гостеприимность. Дома шаром кати, зря в гастроном не заехали. Еще и курить теперь нельзя в квартире.
– И так хорошо.
– Так ты правда не сердишься на меня за то, что было?
Соня засмеялась:
– Точнее, не было.
– Просто скажи, сердишься или нет.
– Ни капельки. Я себя царицей мира не считаю.
– А зря.
– Ян, серьезно, прекрати! Если бы у нас с тобой сейчас были какие-то серьезные намерения, то я бы призадумалась, конечно. Страшновато было бы выходить за тебя замуж, понимая, что раз ты однажды ушел к другой, то и снова можешь уйти. А так, повстречаться просто ради удовольствия – почему бы и нет?
Ян нахмурился:
– Я вообще-то, если что, не только ради удовольствия.
– Ну а я только. Ни о чем другом даже не начинай задумываться.
– Да?
– Ну конечно! Ты хороший парень, Ян, с тобой весело и интересно, а больше мне ничего не нужно.
– Так приятно это слышать, – буркнул Ян.
Соня рассмеялась:
– Можно подумать, ты хотел чего-то другого? Нет?
– Ну я не знаю…
– А я знаю. Интересные вы все-таки люди, мужики! Прибалтываете девушку на секс и ничего, кроме секса, в голове
