7 причин сожалеть (СИ) - Тоин Дарья

Чувствую, как Никита начинает вслушиваться, давясь слезами.

— Они говорили, что ни у кого не получалось уйти так далеко, а значит, не выйдет и у неё, но пришел день... когда черепашка решилась сделать первый шаг...

Вдруг начал оседать, упав на пол, мы оба рванули к нему, но Артём резко отдернул, не дав прикоснуться, прошептав.

— Дальше...

Пытаюсь продолжить.

— Она попрощалась с другими черепахами, и шаг этот показался ей очень тяжёлым, но именно он был важен.

Мальчик ложится на пол, поджимая ноги к туловищу, полностью прячась от мира... И только истошные всхлипы заставляют очнуться.

— Да-а-альше, Свет.

— Второй шаг дался проще, третий был легче предыдущего, а четвертый так вовсе показался пушинкой, но уже на половине пути, когда шаги на песке заволокло ветром, домик был еле виден, а до горизонта ещё так далеко, черепашка вдруг забоялась.

Артем сжал предплечье, что до сих пор не отпускал, остерегая, что я ошибусь.

— Только вольный ветер вдруг прошептал ей: "Продолжай, смелая черепашка." Та крикнула ему "Но я боюсь", ветер лишь ухмыльнулся и прошелестел напоследок: "Я тоже, но рвусь вперёд, не смотря ни на что". Она поверила, вдохнув его силу идти дальше... Шаг за шагом..

Никита продолжал всхлипывать, но дыхание вдруг стало размеренным... Неужели заснул?

— Пока не дошла... Маленькими шажками... На встречу своему счастью.

Его отец силой потянул за дверь, закрывая ту за нами. Я только заметила, что заливаюсь слезами, дрожа как осиновый лист.

— Что ты творишь!?

Опешила.

— Что?

— Ты, мать его, психолог? Чо у тебя есть!? Диплом педа, и!?

Больше всего на свете мне хочется сейчас врезать ему, но... Но он вдруг выдыхает, сползая по стене на пол, и я понимаю, что всё это время он... Он бился о невидимое стекло, не в силах помочь самому важному.

Вот, откуда эти осколки...

— Нам... надо поговорить.

— Не хочу.

Вспыхиваю.

— Ты собирался это скрывать!? Ты отправлял его одного в город, твою мать, Артём!? Ты долбанутый!?

Выдыхаю, чтобы не заорать под дверью.

— Я говорил, он бы не дал никому к себе прикоснуться, Света!

Поднимает лицо, меняя тон.

— Его свобода — его терапия... была.

— Но...

Закрывает лицо руками, выдыхая, вставая с пола.

— Без но. Я не знаю, почему, не спрашивай... Уезжай, ладно?

Вот ещё. Размечтался.

— Рашевский, ты придурок, ясно!? И собираешь все это отребье только потому что слабак.

— А ты у нас умная пай-девочка, верно?

— Да, блин!

— Бесишь.

Что я ещё ждала...

Четырехстопным ямбом

Но ты же непростая

И в чём-то сумасшедшая.

Но я с тобой летаю,

По новой узнаю себя."

(М.Барских — "По секрету")

Лан-Лан-Светлан

Шикает, уходя к сыну, оставляя меня за дверью одним словом:

— Жди.

Только я не нанималась ждать его у двери, этот период мы уже давно прошли, хотя он и не знает об этом... Ну, да, не о том сейчас.

Судя по тишине, он удачно переложил сына в кроватку.

Поэтому закрываю глаза, глубже вдохнув, наконец решившись, и спешу к лестнице.

Второй этаж, значит!?

Сейчас я этой девочке с розовыми прядями устрою такой ликбез с завучем, которого этой дурынде так не хватало.

Влетаю по лестнице, на миг замираю наверху, думая, куда теперь идти. На помощь приходит слабый, еле слышный шум.

Она, серьезно, киношку смотрит!?

Закрываю за собой дверь, мимоходом всматриваясь в её убранство.

Розовая! Абсолютно розовая комната с розовыми подушками, плакатами каких-то сопливых современных мальчиков, мишек и всего эдакого, только розового пони не хватает...

А не, есть. Пижама на ней — как раз именно пони... судя по рогу, розовый единорог.

Фыркаю, встречаюсь с ней взглядом.

Боится или просто нервничает?

Лежит с ноутбуком в руках, скрестив ноги. Подхожу ближе, отказываясь от предложения лечь рядом.

— Сама начнёшь?

А хотя почему отказываюсь? Что мне стоять-то? Огибаю кровать, ложась рядом.

Повторяю, всматриваясь в потолок с розовым отливом.

— Сама начнёшь, или сразу к Артёму пойдем?

Да, я знаю-знаю, ничто так не развязывает язык, как страх быть отчитанной любимым человеком.

— Блин, пожалуйста!

Встречаю её взгляд.

— Я слушаю. Ты такая дрянь, или есть смягчающие обстоятельства?

Прикусывает губу.

— Реветь не думай. Не поможет.

— Блин, да я не хотела.

Вскакивает, убирая ноутбук. Жмурится, вцепляясь в волосы.

— Я жду, Нина.

Падает на розовый пуфик возле двери, поджав к себе ноги, обхватив колени руками, пытаясь спрятаться в воображаемый домик, и от этой позы я начинаю понимать, складывая воедино эту комнату и её саму... Но сначала дослушаю.

— Да бли-и-ин... — Тянет. — Ну... Эта пати — она..

— Что?

— Ну, она для Никитоса, понимаешь!?

Поджала губы. Очень "подходящий" контингент для 8-илетнего ребенка.

— Блин, короче, мы с ним поспорили, что нынче на моей тусе он не струхнет...

Слушаю.

— И, ну, как бы... Я договорилась с Гошаном, он просто должен был..

У меня один мат сейчас на уме... на Артёма.

— На что спорили?

Кивнула в сторону стола.

— На мой ноут и его наушники.

Вздыхаю.

— Дальше.

— А вчера... ну, Тёмыч меня отшил вечером. И я ходила сегодня весь день не в себе, как убитая, а ему хоть бы хны, понимаешь?

Киваю.

— Я... блин... честно. — Тут вскакивает, подходя к окну. Всхлипнула. — Блин, мне так паршиво было.

О, эти любовные страдания в пятнадцать, поправочка — двадцать... один.

— И... ну... я не хотела... Я не знаю, правда.

Вслушиваясь во всхлипы.

— Я... Он мне как младший брат, понимаешь? Я не знаю, что на меня нашло... Он струсил тогда... Ну, когда тебя позвать хотел. Увидел ребят и забоялся, а я сказала ему выходить... и что он девчонка, если не выйдет. Он, короче, пошел... а я увидела и убежала к вам, а Гошан решил, что всё в силе. А потом всё вот так.

Не договаривает немного. "Гошан" явно знал, что делает, и первый крик мальчика его не остановил. На лицо сговор.

— Ты же всё понимала?

— Я не знаю, почему ничего не сделала... Я хотела... мне почему-то было приятно сначала... я хотела...

Её словами:

— Отомстить?

— Да.

— Идиотка.

Разревелась, глотая слова.

— Понимаешь, Темычу...

— Хотела сделать больно?

Кивнула.

— За счёт его сына?

Кивнула, всхлипнув.

— Дура?

— Полнейшая. Куда у тебя родители в детстве смотрели, Нина!?

— Ну, им похер всегда было... мне Артём сначала был как отец.

Меня аж передёрнуло. Не хочу больше в это лезть.

О, Рашевский! Да я спокойно жила без тебя и твоих дур все эти десять лет, оказывается.

Нина вдруг плетется ко мне, ложась рядом, боясь посмотреть в лицо. Поджимает ноги к груди...

Вот оно — то, что поняла раньше.

Она ещё подросток. Спать со взрослыми дядями по паспорту уже можно, а вот мозгов ещё нет.

Точнее — отцовского стержня не чувствуется, что оберегал бы от таких вещей. В том числе — от Артёма, мать его.

— Нин.

Всхлипнула.

Касаюсь шелковых волос, поглаживая тихонько.

— Поверь, если он всерьёз хочет уйти — он уйдет. И ты его никак не удержишь, милая. Ни стонами по ночам, ни угрозами — ничем, Нин. И вред ты сможешь причинить только себе.

Вот сейчас слезы искренне, даже самой сердце рвёт.

— Ну, почему... Так..

— Больно? Да, я знаю, Нинуль.

— Только не говори ему, прошу.

— Сами разбирайтесь. Совесть проснется — скажешь.

Продолжает всхлипывать едва слышно.

— Спасибо, ну, за всё... ты крутая, правда.

— Никиту больше не обижай.

Пропускаю мимо ушей слезливые заверения, поднимаясь с постели. Она хочет задержать, но не решается.