На грани доверия. Книга третья - Марина Васильевна Ледовская
— И ты не ревнуешь? — удивился Вилли, — тебя не задевает это обстоятельство?
— Ничуть, — отозвалась она, — в другой ситуации мне было бы даже интересно посмотреть на женщину, которая сумела влюбить в себя твоего отца.
— Но ты когда-то влюбила его в себя — первой, — заметил Вилли.
— Не думаю, — покачала головой Маргарита, — скорее всего, это был протест. Вот поэтому у меня нет никакого желания снова появляться в поле зрения семейства Фертовских, да и в России тоже.
— А я бы посмотрел, — задумчиво произнёс Вилли.
— Не вижу проблем, поезжай в Россию, — предложила Маргарита, у неё зазвонил телефон, она отвлеклась и к этому разговору больше не возвращалась. А её сыну все больше хотелось отправиться в Россию. Тем более что он там давно не был, с самого детства, как увезли.
«Что ж, — подумал он, собираясь в дорогу, — есть повод помириться с отцом, посмотреть на новых родственников, да и вообще не помешает из страны исчезнуть на время».
С этими мыслями он сначала дозвонился до деда, поговорил с ним, заикнулся о своем желании приехать, на что дед отреагировал бурно и тут же согласился сообщить об этом сыну.
Николай воспринял новость сдержанно, но, видя, как отец ей рад, улыбнулся. Решили, что Володя остановится в доме у Николая, пусть познакомится с Надей, со своей сестрой, узнает их, полюбит. В конце разговора Фертовский-старший признался сыну, что время от времени созванивался с внуком, сообщал ему новости, кроме одной — что сам женился. Николай удивленно приподнял брови.
— Ты скрыл факт своей женитьбы на Маше? — переспросил он. Владимир Григорьевич поднялся с кресла, подошёл к окну.
— Скрыл, — подтвердил он, не оборачиваясь, — я, пожалуй, сам толком не знаю — зачем. Нет, это не трусость, я не боюсь огласки, не боюсь осуждения, меня не беспокоит, что подумают другие, в том числе и мой родной внук.
— Тогда что? — Николай силился понять.
— Если бы я мог, я бы спрятал Машу от всего мира, чтобы защитить её, не дать обидеть никому, даже ненароком. Она бесконечно дорога мне.
— Думаю, что мой сын это поймёт, — Николай похлопал отца по плечу.
— Надеюсь, — кивнул тот в ответ.
Вилли в аэропорту увидел отца раньше, чем тот его. Немудрено, всё-таки он изменился куда заметнее — вырос из мальчика в мужчину, отец же просто постарел. Сколько ему? Сорок пять? Не старик, конечно, хотя виски чуть-чуть тронула седина. В остальном также подтянут, одет в легкую кожаную куртку, джинсы. Вилли оглянулся на толпу, всё чужое — люди, аэропорт, суета, вывески. Вот только язык — мама всегда заставляла его говорить на русском, учить и помнить. Дома они говорили исключительно на русском, хотя сначала это раздражало его отчима, потом тот привык. Всё остальное время своей жизни Володя был Вилли, говорил и думал на английском языке.
Николай, наконец, увидел сына и помахал ему рукой. Да уж, вымахал мальчик, ростом даже перегнал его.
— Здравствуй, папа, — чуть замедленно выговаривая фразу, сказал молодой человек.
— Здравствуй, сынок, — Николай тепло улыбнулся и обнял его. Несколько секунд держал в крепких мужских объятьях. — Как ты долетел? Рейс задержали, — сказал он, ослабил объятья и теперь внимательно вглядывался в лицо сына.
— Да, в связи с погодными условиями, — Вилли выловил свою сумку и, пресекая попытки отца взяться за его багаж, повесил на плечо. Они направились к автомобилю.
— Как ваши дела? Ваши с мамой дела? — уточнил Николай, садясь в машину.
— Всё нормально, они с отчимом отправились отдыхать на побережье, — Вилли с любопытством смотрел в окно. Всё-таки непривычно — Россия. Он почти забыл эту страну.
— Ты так и не называешь его отцом? — Николай вырулил на шоссе, встал в длинный ряд машин.
— Нет, всегда по имени, — ответил Вилли, — по-моему, как бы я его не называл, ему всё равно. Он живёт в своем мире и ему это нравится. А ещё ему нравятся мамины деньги, потому что Сэм не очень любит работать.
Николай никак не прокомментировал слова сына, внимательно смотрел на дорогу. Та жизнь тоже стала для него далёкой, многое забылось, ушло из памяти. Вот и от сына почти отвык. Тем более что Володя стал уже взрослым и чужим. Это проявилось особенно сейчас, по крайней мере, первое впечатление осталось именно таким. Его настороженный взгляд, акцент в речи, понятно, что он привык говорить на другом языке. Хорошо хоть, что Маргарита не дала ему забыть русский. Его улыбка — она тоже какая-то американская. Хотя… Николай внимательно посмотрел на сына — скорей всего, просто отвык и всё тут. Молодой человек перехватил его взгляд, ухмыльнулся.
— Недавно по телефону я спросил грандпа, известно ли ему что-либо о моей бабушке Софии, — сказал Вилли, — раньше он на эту тему вообще не желал говорить, в лучшем случае, сменил бы тему, а сейчас отозвался спокойно: очень давно не слышал о ней. Чтобы это значило? — он приподнял брови.
— Тебя удивляет, что дед так отреагировал? — уточнил Николай.
— Именно, — Вилли, намереваясь закурить, сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой, раз-два, никак не получилось её зажечь. Николай курить отказался, не хотелось. Подал сыну свою зажигалку.
— Интересная вещица, — Вилли стал внимательно рассматривать, — дорогая, я правильно думаю?
— Не очень, — ответил Николай.
— Так что же грандпа?
— Он изменился за эти годы, — сказал Николай и посигналил почти заснувшему впереди водителю на Тойте, — стал мягче, лояльнее.
— И чем вызваны эти перемены? — удивился молодой человек.
— Скорее, кем, — мягко улыбнулся Николай, — впрочем, ты всё скоро узнаешь.
— Даже так? — Вилли выпустил струйку сигаретного дыма. — Мы сейчас к грандпа?
— Нет, устроишься у
