Я всё равно тебя добьюсь - Ирина Муравская
До меня с опозданием доходит понимание, что эта гребаная свадьба реальна. Разговоры разговорами, но без главного действующего персонажа всё это было чем-то далёким и ненастоящим. Затянувшимся тупым пранком[12], у которого была лишь одна цель – наказать меня.
Ведь именно после моего косяка Паулина приняла чёртово предложение руки и сердца от другого. Не поведи я себя тогда как полный мудак, строил бы сейчас эту треклятую террасу для нашей свадьбы.
* * *Лишь поздним вечером дарится долгожданная прохлада. Духота спадает и, наконец-то, можно дышать полной грудью, не обливаясь потом после малейшего движения.
К полуночи деревня словно вымирает, света в окнах и то нет. Тишина такая, что слышно как стрекочут кузнечики и гудит электричество в щитке ближайшего фонарного столба. А небо какое: можно садиться и рисовать звездную карту.
Можно, но мне не до облачного атласа. Вместо этого сижу уже битый час на лавочке за территорией участка. Лавка хендмейдная, эксклюзивная и допотопная, от прожитых лет чуть заваливающаяся назад. Спинки нет, но её прекрасно заменяет зубастый деревянный забор, через щели которого прорываются колючие ветки.
Хороший обзорный пункт: и главная, выкатанная самими местными дорога как на ладони, и обзор на три стороны света. Не удивлюсь, если скамейка задумывалась специально для того, чтобы караулить прохожих и вынюхивать последние новости. Ещё до изобретения интернета.
– Прикинь, стики[13] кончились, – крутя между пальцев ставший бесполезным айкос, угрюмо обращаюсь к пушистому котею с приплюснутой мордой и подранным ухом, решившему составить мне компанию.
Кошак, развалившийся рядом на лавочке, оказался ещё одним домашним питомцем четы Демидовых. Дым. В смысле, это имя его. Называли так, как понимаю, из-за серого окраса.
Дали имя и то хорошо. Значит, в суп не пустят, а то кто их знает. Может, они здесь всё в оборот гребут. Мол, чего добру пропадать? Мясо и мясо, какая разница: чьё?
На свою жалобу получаю лишь ленивое помахивание хвостом и отрывистое "мяу".
– Чего муркаешь? – дожил, с котом разговариваю. – Я ж откуда знал, что так получится?
Скрипят петли калитки и через дорогу напротив и со стороны участка, куда я сегодня столь невежливо завалился без приглашения, выходит Саня. Форма сменилась на летние шорты до колен и обычную футболку. Ну да, точно. Походу та бабка ему роднёй приходилась.
– Ночной дозор? Всем выйти из сумрака? – очевидно, что меня палили. Как давно, хз.
Выдыхая облако табачного дыма, мне протягивают пачку сигарет и зипу[14].
– Курильщик курильщика в беде не бросит.
Хмыкаю, но принимаю помощь, выуживая сижку.
– В спешке собирался, не предусмотрел запасные варианты, – закуривая, возвращаю зажигалку.
– Бывает. Присоединиться можно? – кивают на свободное место.
– На здоровье. Не моё – не жалко.
Отлично сидим. Теперь втроём. Кошак между нами на расслабоне, да и мы мирно курим, стряхивая пепел под ноги.
– Ну что, любишь, значит, её? – первым нарушает тишину Санёк.
Сразу ва-банк? Что ж, не мнём юбки как скромные первокурсницы ПТУ – это радует.
– Люблю.
– И я люблю.
– Проблема.
– Да, – соглашается собеседник. – Сложности имеются.
– А главная сложность, знаешь, в чём?
– В том, что мы оба Паулине небезразличны, – туша бычок об землю, невесело усмехается, заметив мою вопросительно вскинутую бровь.
– Это она так сказала?
– Конечно, нет. Ей и необязательно что-то говорить. Я видел ваши выступления, интервью, сторисы. Этого достаточно, чтобы сделать выводы. У нас с ней своя многолетняя история, у вас – более скромная, но тоже своя – отрицать это, по меньшей мере, недальновидно.
– То есть, ты признаёшь, что я угроза?
– Соперник. Несомненно.
– Прикольно. И что будем делать? Подерёмся?
– Думаешь, это решит проблему?
– Неа.
– Вот и я так думаю.
– Тогда как? Вытянем соломинку? Скинемся на камень-ножницы?
Шутка, конечно. Несмешная дерьмовая шутка. Такая же, как и вся ситуация в целом.
– А, может, предоставим возможность Пане самой принять решение?
Паня, тьфу, блин. Никак не привыкну к этому уменьшительно-ласкательному. Пуля она. Моя Пуля, и баста.
– Тоже вариант, – свою сижку берегу. Добиваю затяжками до самого фильтра. – Не боишься, что окажешься в проигравших?
– А ты?
– Хочешь сказать, шансы пятьдесят на пятьдесят?
– Хочу сказать: насильно мил не будешь. Только давай обусловимся сразу: играем честно, без грязи. Паулина моралистка, у неё с совестью особая договоренность.
– Да уж в курсе.
Эта её особенность мне прекрасно известна, немало нервов потрепала. Пуля из тех девушек, что находясь в отношениях, становится неприкасаемой. Какой там поцеловать – коснуться нельзя. Само собой, этот запрет не то, что не останавливает,– лишь сильнее распаляет. Что ни говори, а запретный плод сладок.
– Хорошо, что знаешь. Вот и не заставляй её идти на то, за что она потом не простит в первую очередь себя.
– За это не беспокойся.
Полгода справлялся, потерплю ещё немного. Пока она не сдастся и первой не сделает шаг навстречу. Как же сладок и особенен будет этот момент…
– Вот и славно. Оставить? – Саня встаёт, снова протягивая мне пачку. – У меня ещё есть.
– Не надо. Я спать пойду.
– Как знаешь. Тогда доброй ночи.
Доброй, блин, ночи. Какая может быть добрая ночь, если я не могу сказать наверняка: где сегодня ночует Пуля? У себя или… или он вышел покурить после того самого, что обычно делают парочки за задёрнутыми шторами, давно не видевшие друг друга…
